– Ева, – сказал Щирый, отсмеявшись, – я уже говорил, что кома пошла тебе на пользу?
– Говорили, кажется.
– Определенно пошла. Ты стала такая… – Он задумался, подбирая нужное слово. – Ты стала восхитительно живая.
– Это, наверное, в контрасте с моим прошлым неживым состоянием, – я несмело хихикнула.
– Ты помнишь? – вдруг спросил Щирый, и его морщинистое лицо сделалось очень серьезным.
– У меня амнезия, – на всякий случай сообщила я. – Я ничего не помню.
– Я не о том. – Он нетерпеливо взмахнул рукой. – Ты помнишь, как было там, за гранью? Что там? – В его глазах разгорался яркий огонь, и щеки, до того пергаментно-бледные, тронул лихорадочный румянец.
– Помню. – Я отвела взгляд, испугавшись, что этот непонятный огонь опалит меня, заставит вспомнить больше, чем мне хотелось бы. – Там туман и голоса. Кто-то шепчет, невидимый. Или сам туман шепчет.
– Только туман? – в голосе Щирого слышалось разочарование. – И все?
– А в конце дверца.
– В конце чего?
– Не знаю, наверное, в конце небытия, если вы понимаете, о чем я.
Наверное, он понимал. Во всяком случае, в глазах его не было недоверия. Только холодное любопытство.
– Я привез тебе деньги. – Он выложил на стол конверт. – Здесь двадцать тысяч долларов, как и договаривались. В ближайшие дни открою на твое имя счет, положу на него еще тридцать тысяч, в качестве бонуса для девочки, которая внезапно выросла. Ну, было приятно снова тебя увидеть. – Щирый направил инвалидную коляску к выходу, у самых дверей остановился, посмотрел на меня снизу вверх и сказал голосом смертельно уставшего человека: – Ева, я понимаю, что у взрослых девочек есть свои маленькие тайны, но впредь, пожалуйста, не заставляй нас с Раисой Ивановной волноваться.
– Не буду, – пообещала я и шумно вздохнула, когда за ним наконец захлопнулась дверь.
Голова гудела и раскалывалась от боли, а таблетки я ведь так и не купила. Надо попросить что-нибудь у Раи.
* * *
Моя экономка обнаружилась на кухне. Кстати, была она там не одна, а вместе с Вовкой. Вовка чинно восседал за столом и попивал кофеек, в то время как Рая вполголоса отчитывала какую-то дородную тетеньку в белом крахмальном переднике, наверное, кухарку. В воздухе витал изумительный аромат запеченного мяса, на который мой желудок тут же отреагировал голодным завыванием.
– Тебя уже ввели в курс дела, любезный? – Я уселась напротив Вовки, взяла из стоящей перед ним плетеной корзинки посыпанную сахарной пудрой булочку и откусила от нее большой кусок.
– Да, Раиса Ивановна очертила круг моих обязанностей, хозяйка. – Вовка посмотрел на меня с насмешливой многозначительностью. Видать, обращение «любезный» пришлось ему не по душе. А что делать?! Должны же мы соблюдать конспирацию. А самая лучшая конспирация с моей стороны – это максимально равнодушное к нему отношение.