Были и субъективные причины: тевтоны ничего не имели против того, чтобы их союзники, покусывая Америку, сами при этом подрастратились и понесли ощутимые потери, отважно атакуя обледеневшие скалы Аляски и коралловые атоллы Полинезии с их голыми туземцами-рыбоедами, а заодно и лишний раз уяснили, что одним, без мощи германского оружия, им не справиться с монстром по имени США. И поэтому Хохзеефлотте и германская авиация в Карибском море ничуть не усиливали своё давление на противника в июне сорок третьего, когда на Тихом океане шли бои в Полинезии и в Аляскинском заливе.
Латинская Америка заботила немцев куда больше, чем Тихий океан. Несмотря на все усилия, предпринимаемые кайзеррейхом, формирование южноамериканской армии, которую можно было бы бросить в атаку на Панамский канал, шло ни шатко, ни валко. С энтузиазмом (и то с относительным) это идею воспринял только Эквадор, «обиженный» американским захватом Галапагосских островов, а страны перешейка притихли, не желая повторить судьбу Мексики, оккупированной американскими войсками. Кроме того, подобраться к Панамскому каналу по суше можно было только через территорию Колумбии, а эта страна, несмотря на свой антиамериканизм, не видела особой разницы между Pax Americana и Pax Germanica и не спешила упасть в мужественные тевтонские объятия.
При тайной и явной поддержке США, очень обрадованных колумбийской любовью к свободе, Колумбия не только отказала кайзеррейху в предоставлении баз и в размещении германских войск на своей территории, но и в пролёте над страной немецких самолётов. Это было уже чересчур, и тевтонский варвар, нахмурившись, потянулся к секире.
Однако прямая военная акция Германии против Колумбии могла иметь в Латинской Америке негативный эффект (хм, а новые гринго ничем не лучше старых…), и кайзер решил доверить «укрощение строптивой» испанцам, возжелавшим вернуть хотя бы осколок былого колониального величия. По тайному соглашению с Франко, Германия признавала Колумбию «неотъемлемой частью Испании» с одним-единственным условием: Испания должна навести порядок в своём «новом старом доме» и решить колумбийскую проблему без проволочек.
В Южную Америку германскими транспортами был переброшен испанский легион, который вторгся в Колумбию вместе с отрядами венесуэльских, бразильских, перуанских и эквадорских «добровольцев», жаждавших урвать кусок соседской земли; с моря легионеров поддерживала эскадра в составе линкора «Эспанья» и крейсеров «Альмиранте Сервера» и «Мендес Нуньес». После бомбардировки Боготы германскими самолётами (предпринятой по просьбе «законных властей») умиротворители продвинулись в глубь страны и вынудили капитулировать колумбийскую армию, однако вскоре они столкнулись с «гостеприимством» колумбийских партизан, выражавшимся в развешивании по деревьям пленных легионеров, причём предварительно оскоплённых и ослеплённых. Такой приём несколько шокировал испанцев, но кастильские идальго припомнили повадки конкистадоров, некогда резвившихся в этих краях, и начали платить сопротивленцам примерно теми же купюрами (и в той же непринуждённой манере), не особо разбираясь, кто попал под раздачу. Кайзер морщился, но не вмешивался «во внутренние дела Испании»: ему нужна была тропа к Панамскому каналу, прокладка которой явно затягивалась – под ударами американской авиации испанский флот отошёл к берегам Венесуэлы, а по ночам транспортные «дугласы» сбрасывали на парашютах оружие и боеприпасы, ориентируясь на костры в колумбийских горах и джунглях.