Напилася я пьяна,
Не дойду я до дому…
— Этого ещё не хватало! – пугаюсь я. – Я вот тебе напьюсь! Я тебе напьюсь! Мала ещё, чтоб напиваться!
— Ну и что ж, что мала, - рассудительно отвечает она. – Я же буду расти. А как вырасту, тогда и буду…
— Чего ты будешь-то? И с чего это ты вырастешь? Тебе положено со временем уменьшаться, а не расти! Потому что время – лечит.
— Ага, лечит. Много оно тебя вылечило-то?
— Всё. Ещё одно слово – и я тебя ссаживаю. И ори здесь, под забором, сколько хочешь.
— Да ладно, ладно, - виновато гогочет она. – Это же просто песня…Слушай, а мы на Шаболовку за пирожками пойдём?
— Зараза ты, - печально говорю я. – Ну, хоть бы обо мне немного подумала. Ешь-то их ты, а толстею-то я.
— Да ладно, чего там… от одного пирожка-то, - неуверенно усмехается она. – Только, чур, мне вишнёвый.. И с сыром. И можно ещё с клубникой тоже.
Мы заходим на Шаболовку, затем, благоухая пакетом с пирожками, огибаем сонный трамвайный парк и, перешагивая через лужи, бредём к Серпуховке. Из утренних кафе пахнет жидкостью для мытья посуды, кофе и салатами оливье. Мокрые вороны ходят по крышам, оскальзываясь и топорща перья. В маленьких, задёрнутых жалюзями конторах начинается вялое шевеление, бульканье кипятильников и стук клавиатур. На окнах их белеют забытые с Нового года пыльные снежинки.
— А хорошо как, - с набитым ртом говорит Печаль и устраивается поудобнее у меня на плечах.
— Да, - говорю я. – Это ты молодец, что меня вытащила. Хочешь, анекдот расскажу? Политический. Про Шрека.
Мы обе фыркаем, она радостно подпрыгивает у меня на плечах, но потом спохватывается и начинает хмуриться и ёрзать.
— Хватит ржать, - говорит она с притворной строгостью. – Плакать-то когда будем?
— Дома поплачешь, - успокаиваю я. – Вот вернёмся, завтрак приготовим, подметём… ну, и тогда уж.. Но всё равно ты зараза. Плакать будешь ты, а морда опухнет у меня. Как я с такой мордой на работу пойду?
— А ты потом картофелину разрежь и приложи к глазам, - советует она и тянется с моих плеч к ветке цветущей липы…
Не знаю, почему вдруг вспомнилось письмо одного офицера из Чечни. Пишет он своему другу Алёше. Ну, там - то да сё, жалуется на жару и скуку, говорит, что командует «разным сбродом», вместе с которым предстоит ещё воевать целую зиму, и за это время он «надеется их раскусить». Рассказывает, между прочим, про одно дело, «довольно жаркое». Вообрази, говорит, что в овраге, где была потеха, с час после этого пахло кровью. Когда мы увидимся, говорит, я тебе расскажу подробности, очень интересные. А в письме не могу – не велят.