Потом я ещё много чего забывала. И каждый раз меня выручало какое-нибудь сомнительное чудо, на которое я с тайным нахальством надеялась. Но вот название того городка, куда мы с моей знакомой попали почти случайно, так и не могу вспомнить по сей день. И спросить мне не у кого – с той дамой из министерства, моей тогдашней однокурсницей, я потеряла связь и ничего о ней не знаю.
Она тоже приехала во Франкфурт, чтобы учить немецкий. Давался он ей с трудом, и почему-то она этого мучительно стеснялась. Впрочем, догадаться об этом можно было только при близком с ней общении. В её безукоризненной манере держаться, непринуждённо-величественной осанке и суховатой, изысканной вежливости было что-то завораживающее. Она мне нравилась. Она напоминала мне гвардейского офицера времен Павла Первого. Про себя я называла её Миледи.
В один из выходных дней мы с ней поехали кататься по Майну на прогулочном пароходике. Сначала мы и впрямь плыли по Майну, потом выплыли куда-то ещё; мимо нас потянулись зелёные холмы и виноградники, и всё опять было, как во сне. На верхней палубе к нам попытался привязаться какой-то парень родом из Туниса. Он был весел, дурашлив и хорош собой, но – увы – не знал ни слова по-немецки, я же по-французски могла лишь с грехом пополам прочесть «Нотр пэр» и «Сен, сен сен, лё Сеньор Дьё де ль’универ», а это никак не способствовало флирту. Миледи глядела на него, подняв подбородок и насмешливо прищурив ледяные синие глаза. Парень повертелся немного вокруг нас, сконфуженно пофыркал и на время исчез.
А потом мы причалили к какому-то городку и вышли погулять по улицам. Возникший из небытия тунисец увязался за нами, но шёл на почтительном расстоянии и старательно не обращал на нас внимание. А мы рассматривали городок. Странный это был городок. Теперь-то я понимаю, что скорее всего это был такой маленький параллельный мирок внутри Германии, потому что частью Германии он быть никак не мог. На первый взгляд там были точно такие же пёстрые башенки с часами; такие же пряничные домики с резными балкончиками, через перила которых переваливались жирные цветочные гроздья, и такие же маленькие кабачки с музыкой и тихим, пристойным весельем. Но при более пристальном наблюдении становилось видно.
Что часы на всех башнях показывают абсолютно разное время, причём ни одно из них нельзя назвать правильным.
Что балкончики кое-где привешены к глухой стене без какого-либо признака двери, а возле увитых плющом оград кучками стоят козы и деловито объедают этот самый плющ, косясь на прохожих диковатыми оранжевыми глазами.