Глава восемнадцатая. Которая рассказывает, что остаётся во второй половине человека, когда утрачивается первая.
Глава девятнадцатая. Чрезвычайно странная, в ней на нескольких страницах умещается много таинственных лет.
Глава двадцатая. В которой судьба начинает противостоять ленивой неге.
Глава двадцать первая. В которой есть опасение, что появится мнение читателя о герое.
Глава двадцать вторая. В которой читатель встретится с одной знакомой дамой и расстроится.
Глава двадцать третья. Увы, с несколько нескромным содержанием.
Глава двадцать четвёртая. В которой читатель прощается.
Глава двадцать пятая. В которой рассказывается о том, в чём смысл жизни.
Глава двадцать шестая. Омытая дождём и устланная прибитой к дороге пылью.
Глава двадцать седьмая. В которой я заранее уверяю читателя, что ничего такого вообще не случится никогда.
Глава двадцать восьмая. В которой на сцену выходит ещё один монах.
Глава двадцать девятая. В которой автор приводит в исполнение все приговоры и намерения.
Глава тридцатая. Неуклонно приближающая читателя к концу.
2006/09/13 сентиментальные путешествия
В больших готических храмах трудно молиться. Они так велики, что для Бога там не хватает места. Во всяком случае, днём. И поэтому туда набивается множество посторонних личностей и вещей. Там селятся драконы с колосящимися хвостами, пожилые бароны в сморщенных каменных чулках и с тройными подбородками, сумрачные рыцари с сонными квадратными лицами, старенькие простуженные химеры, гербы, штандарты и памятные доски, исписанные невразумительными золотыми письменами. А ещё там всё время устраивают органные концерты и выставки венецианского стекла. Так продолжается до глубокого вечера, пока не стихнут последние вздохи концерта, не стемнеют витражи, и служитель не выставит со всем возможным уважением последнего туриста, отбившегося от экскурсии. И тогда драконы встряхиваются и с резиновым шелестом вылетают через открытое окошко под куполом; химеры расправляют тощие перепончатые крылья и улетают вслед за ними; бароны вылезают из ниш и возвращаются у своим лошадям с подстриженными хвостами, пёстро-чёрным догам и толстым прекрасным баронессам с подбритыми лбами и ямочками на щеках; рыцари, вздыхая и пытаясь почесаться под каменными латами, спускаются с постаментов и надгробий и уходят в свои бесконечные странствия, чтобы изредка встречаться на перекрёстках, похваляться подвигами и спорить, чей Грааль лучше; венецианские вазы разбредаются по своим венецианским шкафам и буфетам, и куда-то деваются флаги, штандарты и плиты с памятными досками. И храм становится маленьким и тесным, как хижина отшельника. И острые своды отрываются и уходят в небо вместе с арками и перекрытиями, и вместо них сверху спускается тьма, и накрывает хижину сверху, как тёплая травяная крыша. И тишина наступает равномерно со всех сторон, оставляя крошечный квадратик пространства с тяжёлыми деревянными скамьями. На них, изредка покашливая, шаркая ногами и позвякивая чётками, смиренно и нетерпеливо сидит ожидание. И когда все звуки и шорохи окончательно смолкают, а витражах не остаётся ни одной дневной искры, звенит колокольчик.