— А что, — проговорил вдруг желтоглазый, обращаясь к своим товарищам, — ведь это тот самый Феодул, который до сих пор бродит в потемках, не в силах уйти от тьмы и не умея прибиться к свету?
Тут Феодул поежился, всеми жилками ощутив приближение большой опасности. Что опасность надвигается серьезная — в этом он, поднаторевший различать ловушки судьбы, не сомневался; не ведал лишь, с какой стороны ждать подвоха.
Второй незнакомец снял с прутика закопченную рыбку и с сожалением поколупал ее пальцем.
— Ни холоден, ни горяч, — заметил он, и Феодул с ужасом осознал, что говорится это о нем, Феодуле.
— Однако вместе с тем и не вполне потерян, — добавил третий мягко, извиняющимся тоном.
— Глуп! — отрезал первый.
— Прост, — поправил второй, а третий возразил:
— Иной раз и прозорлив.
— Бывает добр.
— Но чаще — незлобив по одной лишь лености натуры.
— Ой, ой! — возопил Феодул, закрывая лицо руками. А трое у костра продолжали, словно никакого Феодула рядом с ними и не сидело:
— Не тощ, не тучен.
— Хитростям обучен, а вот к труду не приучен.
— Не сыт, не голоден.
— Не раб, не свободен.
— Духом суетлив, умом болен.
— Мыслями блудлив, душою беспокоен.
— Нет! — воскликнул неожиданно один из собеседников и бросил рыбку в огонь. — Она совершенно несъедобна!
Феодул слегка приподнялся и на четвереньках осторожно начал пятиться назад. Но сколько бы он ни пятился, костер и трое в белой, крепко пахнущей морем холстине не отдалялись от него ни на шаг.
И встали те трое, с громом развернув за спиною сверкающие крылья, и все вокруг вспыхнуло белоснежным светом. Тогда Феодул пал лицом вниз и зарыдал.
Тут один из ангелов чрезвычайно ловко задрал на спине Феодула рубаху и заголил тому те части тела, что обыкновенно и страдают при порке; второй принялся охаживать Феодула прутьями; третий же при каждом новом ударе приговаривал:
— А не лги!
— А не воруй!
— А оставь любодейные помыслы!
Феодул знай ворочался, извивался и бил о песок головой и ногами.
— Не буду я больше лгать! — клялся он слезно, и белый прибрежный песок скрипел у него на зубах. — Не стану впредь воровать! Помыслов же любодейных от века не имел!
— Имел, имел, — сказал тот ангел, что с розгами. А третий продолжал назидание:
— В Бога веруй без лукавства и умничанья! Чти Церковь!
— Какую мне Церковь чтить, — тут же спросил Феодул, — греческую или латинскую?
Ибо желал в этом вопросе наставления, так сказать, неоспоримого, из самых первых рук.
— Хитрее Сил Небесных мнишь себя? — прикрикнул на Феодула ангел. — Какая тебе от Бога положена — ту и чти!
И снова огрели Феодула по спине, да так, что бедняга лишь язык прикусил и более препираться не дерзнул.