Резко притормозив перед двумя обломками скалы на середине пути к замершему человеку, в руке которого была зажата пустая рукоятка от клинка или кинжала, тварь выплюнула из хелицер комок паутины, покрытый слизью, который легко преодолел покрывший человека кокон и, развернувшись в подобие сетки, накрыл его с ног до головы. Человек страшно закричал.
В это же время, тварь резво прыгнула по направлению к человеку.
Голем выпустил ещё один файербол, который разорвался на месте, где паука уже не было.
Когда паук в прыжке поравнялся с проходом, образованным двумя обломками скалы, раздался мощный, практически одновременный сдвоенный взрыв.
Оглушенные поисковики вжались в землю, осыпаемые обломками камней с неба. Когда развеялось поднятое взрывом облако пыли, перед глазами поисковиков предстал огромный котлован вместо двух обломков скал.
На месте, где стоял человек, лежала подергивающая переломанными ножками хитиновая головогрудь твари, из трещин в которой на пыльную землю стекала густая темная жидкость.
Оторванное брюшко черного цвета валялось в стороне, полузасыпанное землей и обломками камней.
Рядом с останками паука зашевелился и, невообразимо изогнувшись, поднялся на ноги сбитый на землю голем. Сделав несколько тяжелых шагов к разорванной твари, он замер, несколько раз поводив своим шлемом в разных направлениях.
Оглушенный Рон, действуя по наитию, знаком приказав лежащим рядом поисковикам оставаться на месте, привстал и сделал шаг по направлению к голему.
Шлем на плечах голема развернулся в сторону появившегося человека.
Из темного входа в тоннель раздались гулкие, приближающиеся шаги.
Несколькими секундами позже, из тоннеля появился ещё один голем и сделал несколько тяжелых шагов по направлению к замершему собрату. Потом приподнял и нацелил руку, на которой вместо ладони виднелся трехстворчатый металлический раструб, на застывшего Рона.
В тревожной тишине замершего от потрясений мира раздалось оглушительное чиханье Синего Глаза.
Рост. Шестые сутки после переноса.
Я приходил в себя и вновь проваливался в спасительную темноту от мучительной боли, эпицентром которой являлось мое обожженное лицо. Сквозь мутную пелену слышались обрывки голоса Хранителя, что-то бормотавшего где-то на границе сознания.
Когда темнота безсознанья в очередной раз отступила, а боль, пронизывающая лицо перешла в разряд терпимой, я почувствовал, что лежу на земле.
Рядом задался шорох мелких камешков от приблизившихся ко мне чьих-то шагов.
Кто-то осторожно приподнял мою голову и смочил полопавшиеся губы водой. Моя голова была замотана тряпочными бинтами, которые не позволяли мне открыть глаза.