Судя по всему, президент Кеннеди после колебаний пришел к выводу, что при решении возникшей проблемы предпочтение должно быть отдано прежде всего дипломатии, переговорам и компромиссам, при одновременном использовании силового нажима.
В беседах, которые Р.Кеннеди вел со мной по поручению президента, он делал намеки по поводу эмоциональной атмосферы, царившей в „кризисной группе", хотя порой казалось, что он несколько сгущает краски, чтобы в драматическом свете представить нажим военных и добиться советского согласия на вывоз ракет. Однако в целом, я думаю, он достаточно правдиво передавал напряженную обстановку в Белом доме, и мои сообщения об этом показывали Хрущеву серьезность всей ситуации.
Встреча Громыко с президентом накануне кризиса
Именно в момент лихорадочной закулисной активности американской администрации вокруг кубинских дел 18 октября состоялась встреча президента Кеннеди с министром Громыко, который приехал в Вашингтон из Нью-Йорка с сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
Я присутствовал на этой далеко не ординарной встрече. Беседа с Кеннеди, как признавал позже в своих мемуарах Громыко, была, пожалуй, самой сложной из тех бесед, которые ему пришлось вести за 48 лет с каждым из всех девяти президентов США.
Беседа изобиловала резкими поворотами, недоговоренностями. И Кеннеди, и Громыко нервничали, хотя внешне старались этого не показывать. Разговор в значительной степени шел вокруг Кубы и политики США и СССР в этой связи. Президент вел дело к тому, что обострение обстановки произошло из-за действий СССР, осуществляющего поставки оружия Кубе. Впрочем, он не проявлял особой воинственности. Даже повторил свое признание, сделанное еще в Вене; что вторжение на Кубу в прошлом году было ошибкой.
Диалог шел в рамках довольно привычной дискуссии об „оборонительном" и „наступательном" оружии на Кубе, т. е. без ссылок с обеих сторон на ракеты. Следует отметить, что президент на протяжении всей беседы ни разу не поднял вопрос о наличии на Кубе советского ракетного оружия (хотя, как позже выяснилось, снимки стартовых площадок советских ракет у него лежали в столе). Следовательно, и мне, писал, оправдываясь, в своих мемуарах Громыко, не надо было давать ответ, есть на Кубе такое оружие или нет.
Почему промолчал президент Кеннеди? Ответа на это нет у меня, но думается, что он не имел еще ясного отработанного плана действий, а без этого он вряд ли хотел вступать в бесцельную дискуссию с Громыко.
Обсуждались, как обычно, и германские дела с Западным Берлином.
По ходу беседы Громыко исполнил „поручение Москвы": передать президенту Кеннеди предложение советского руководства о проведении советско-американской встречи на высшем уровне для урегулирования спорных международных проблем и рассмотрения вопросов, вызывающих расхождения между СССР и США.