Сам он, Костя Иванов, спасся так неожиданно, что до сих пор не мог прийти в себя, ему теперь даже самому не верилось, что все было именно так, как он рассказывал.
— Я сегодня первым отбомбился и первым прилетел домой. После посадки выключил моторы, пошел сразу в Кувшиновку, к школе, и стою, наблюдаю на бугре, как наши самолеты заходят на посадку. Потом смотрю, подъехала легковая машина военного образца и остановилась метрах в двадцати. Вышел человек в форме немецкого офицера и удивленно глядит на меня. А я — на него, думаю, что за артист еще объявился тут. Тогда он обращается ко мне на чистейшем русском языке: «Что вы здесь стоите, давайте тикайте, пока не поздно», — и вертит тросточкой, показывая назад, на подъезжающий автобус.
Дальше Костя говорил, что он сперва даже не понял, в чем дело, и продолжал ждать, что же будет дальше. Тогда немецкий офицер снова: «Тикайте же пока не поздно! А то придут солдаты». И, действительно, подъехал автобус, из него начали выскакивать немецкие солдаты с автоматами.
— Только тогда я поверил и сразу же побежал в лес, прямо на аэродром, — продолжал Костя. — По пути передал дежурному офицеру, чтоб объявил боевую тревогу. Ума не приложу, что это был за немец: или такой же нахальный, самоуверенный фриц, или сознательный элемент. Во всяком случае, предупреждал он на русском языке.
Костя Иванов продолжал возмущаться: командира экипажа Макагонова не нашли, пропал куда-то. Может, ушел в деревню, но к вылету его не дождались. Вместо него сел за штурвал борттехник Швидченко, взлетел без командира. Правда, там был второй летчик, но он еще самостоятельно не летал, и борттехник, видя такое дело, решил сам угнать машину. Лишь теперь я догадался, почему так «танцевал» при взлете самолет Макагонова.
Мы попрощались, запустили моторы и улетели в разные стороны: майор Чирсков с Ивановым взяли курс в сторону Москвы, а я пошел на север — на Кесову Гору. После взлета по привычке посмотрел в сторону Кувшиновского аэродрома и увидел, как по другой лесной дороге ехали автомашины. Как мне показалось, это пробирался на восток наш батальон аэродромного обслуживания. И мне стало легче. Стало быть, все же наши батальоновцы уехали за нами следом.
Да, трудный выдался сегодня день. Чуть не попались немцам в лапы. Все заметно устали и приуныли, даже весельчак Вася Быков почти не разговаривал. Глаза у ребят покраснели, ввалились, от монотонного гудения моторов тянуло ко сну. Штурман Сырица иногда выходил исправлять курс на компасе и посмеивался над борттехником:
— Эх, доктор Сан Саныч, даже водку оставил в лесу. Теперь, наверно, немец пьет твой шнапс. И не жалко было тебе бросить ее в Кувшиновке?