— А если все-таки притормозить с новыми школами? — с надеждой спросил Кац.
— Нет, — зло буркнул я.
— Ну а может, не будем сейчас затеваться с Онего-Беломорским каналом?
— Будем, — снова зло отозвался я.
— А может, тогда дорогу до нового порта в Кольском заливе отложим на годик-другой?
— Нет, — вздохнул я.
Дорогу-то на Романов-на-Мурмане, как здесь должен был именоваться еще не существующий Мурманск, отложить было можно. Как и разработку апатитовых месторождений Колы. Все равно надобность в незамерзающем порте на Баренцевом море остро проявится только после начала войны, а до того момента нам вполне хватит Балтики. Вот только именно к началу войны нам срочно потребуются во всё больших объемах свинец, медь, олово, хром, ванадий и так далее — в Карелии все это имелось в достаточном количестве. Уж что-что, а карельские горнорудные активы я знал прекрасно. Так что районы, куда надо было направлять геологические экспедиции, дабы легализовать мои постзнания, я представлял точно… Но вот как организовать добычу без наличия железной дороги — не представлял.
— Тогда сам думай над своим бюджетом! — взвился Кац. — Ну как, как я тебе все это сделаю на эти деньги?!
Я вздохнул. Ну да, сейчас мы с Кацем обсуждали бюджет на 1911 год. Несмотря на наличие у меня как премьер-министра целого министерства финансов во главе с очень толковым Плеске,[35] Кацу в этом деле я доверял куда больше. Я считал, что Яков способен отыскать возможности и ресурсы там, где все остальные будут лишь тупо разводить руками… Хотя Эдуард Дмитриевич Плеске действительно был великолепным специалистом, к тому же относился ко мне лично чрезвычайно хорошо. Это было вызвано тем, что Евгений Сергеевич Боткин, считавшийся моей личной креатурой, сумел несколько лет назад вытащить его с того света. Во всяком случае, как утверждал Боткин, которого я в очередной его приезд в Санкт-Петербург попросил осмотреть Эдуарда Дмитриевича, еще бы пара недель — и даже он уже ничего не смог бы сделать.
А Евгений Сергеевич уже развернулся настолько круто, что меня только оторопь брала. Кроме панацелина, его лаборатория сумела выделить из какой-то дряни, именующейся «лучистыми грибами», еще один препарат, который на раз лечил туберкулез. Наш доктор, кстати, жестоко страдал от того, что слишком поздно занялся этим направлением и не успел выделить активное вещество до того, как умер его коллега доктор Чехов, которого Боткин очень уважал. Впрочем, в первую очередь за его литературные, а не медицинские таланты.
Что же касается хирургии, то во время очередного посещения Магнитогорской городской больницы я наткнулся там на пациентов, которые хромали по коридору с неким сооружением на ноге, очень напомнившим мне аппараты Илизарова.