Вначале она не хотела верить. Она переводила взгляд с Петра на Коха и молила, молча молила: «Ну, скажите, что это шутка, скажите скорей, что это шутка!»
Но они говорили совсем другое. И Зембровецкая поняла — это всерьез. И еще — это конец. Что же делать? Лгать, изворачиваться? Здесь это не пройдет. Предложить свои услуги, а они не нужны. Обещать… Что? И кто поверит в ее обещания. Она сидела застывшая и машинально отвечала на вопросы. Да, она закончила в Красногорске курсы. Должна была работать в Приморске, связаться с Петровым. Нет, к немцам она пошла не сама. Ее схватили, принудили. Что дальше? Зембровецкая встрепенулась. Что же говорить дальше? Запираться, все отрицать? Но они, наверное, все знают. И кто же поверит, что немцы предложили ей, разведчице, вот так ни за что ни про что сотрудничать с ними.
Как она стала агентом? Испугалась. Ей предложили служить, и она не нашла в себе сил отказаться.
Как нестерпимо жестко смотрят эти люди. Как они сильны… Она же чувствовала себя жалкой, потерянной, одинокой.
— Зембровецкая! — Это говорит тот, кого она знала под именем Курта Коха. — Вы должны быть откровенны, абсолютно откровенны.
Там ей тоже говорили об откровенности. Там она была откровенна.
А сейчас? Сейчас она лепетала:
— Я никого не выдавала, я только рассказывала…
— Что?
— О том, что была послана из Красногорска… — и ухватилась за соломинку: — я даже о рации не сообщила. Вот вы поверьте, только поверьте, — а сама думала: «Только бы обмануть как-нибудь, только бы дожить до утра, добраться до Вадлера и сказать ему, что Курт Кох, что Петр…
— Врешь! — ворвался в сознание голос Костомарова. — Врешь, гадина.
— Спокойно, Петр, — Румянцев холодно смотрел в мечущиеся глаза Зембровецкой.
— Послушайте, Зембровецкая, а не лучше ли рассказать правду? О наших разведчиках, о Петрове.
Они все знают, все! И Зембровецкая, захлебываясь, стала рассказывать о смерти Петрова. Она была уверена, что он погиб. О разведчиках, посланных на связь к Петрову. Одного из них убили в перестрелке. Другой — Руднев — сейчас в госпитале. Розенберг приказал «привести его в порядок», он хочет сам допросить его.
…Пошатываясь, спускалась Зембровецкая с крыльца. Курт Кох, предупредительно поддерживая ее, довел до легковой машины. Петр сел к рулю.
Ее родная земля, земля, которую она предала, теперь настороженная, враждебная. Небо — высокое, холодное, звезды — далекие-далекие.
Мчится машина темными улицами города, вырывается на шоссе, потом сворачивает в сторону, в поле. Остановилась.
— Пощадите… Я все сделаю, я всю свою жизнь… — она упала на колени, цепляясь за Румянцева.