— Он очень талантлив, — сказал Генри.
— Талантлив? Ну и какой же талант у старого Еврея из сумасшедшего дома?
— Он восстанавливает свою деревню, которую уничтожили нацисты. Он вырезает из дерева дома, сараи и магазины. И еще, из маленьких кусочков древесины он вырезает людей, с которыми он вырос и жил — красивая деревня.
— Хорошо, я надеюсь, что, занимаясь этим, он никому не наносит вреда, — сказал мистер Хирстон. — Никогда не знаешь, что можно ожидать от таких людей.
Позже, когда Генри закончил вытирать пыль с канистр на полках, мыть и вытирать фрукты, мистер Хирстон подозвал его к окну. Генри надеялся, что все же он поговорил с мистером Барстовом.
— Расскажи мне про этого старика и как можно больше, — сказал он. — О деревне, которую он делает.
Поощренный интересом бакалейщика, Генри повторил все, что рассказал ему гигант про нацистов, о том, что случилось с семьей мистера Левина. Он с нетерпением описал кропотливую работу старика над миниатюрными зданиями и над фигурками людей.
— По пять или шесть часов на каждую фигурку? — спросил мистер Хирстон — очевидно, его это увлекло. — Сколько фигурок, сколько зданий в деревне?
— Много, — сказал Генри, подсчитывая в уме их количество. — Целая деревня. Маленькие дети, их родители, пепер э мемер. — Генри использовал старые французские слова, обозначив ими дедушек и бабушек. — Дома сделать не так-то трудно, но на маленькие фигурки людей уходит очень много времени. Вы бы видели его работу над ними, мистер Хирстон. Он — настоящий художник. Фигурки выглядят точно как настоящие люди, которых он знал.
— Интересно, — сказал мистер Хирстон. И больше от него ничего не было слышно. Он отмахнулся от Генри и, в тишине о чем-то думая, замер у окна.
Генри продолжил работать. Ему было нелегко. Ему почему-то казалось, что он предал этого старика.
---------
После того, как Генри помог разгрузить товары, доставленные на грузовике, он задержался на мгновение на платформе заднего двора, дав прохладному воздуху освежить лицо.
Он обернулся на звук с другого конца платформы и увидел Дорис, стоящую в тени лестницы. Она появилась медленно, осторожно ступая, словно все ее кости переломаются, и будут греметь на всю улицу, если будет передвигаться слишком быстро.
— Ты в порядке? — шептал Генри. Она была из тех, с кем нужно было говорить шепотом.
Она кивнула, почти незаметно, вздрогнув, словно боясь шевельнуть больной головой.
— Твой отец сказал, что ты все время спотыкаешься и падаешь, — сказал Генри. — Ты снова споткнулась? Это то, что мешает тебе ходить?
— Это не мешает мне ходить, — сказала она с еле заметным вызывающим оттенком, словно она пыталась убедить себя так же, как и Генри. И посмотрев куда-то вдаль: — Да, мешает…