— Этого не знает никто. Мы с папой проштудировали целые тома по истории христианства, Рима, по славянской истории, но нигде не нашли ни одного упоминания о крестах, похожих по форме на эти. Если бы мы сумели обнаружить исторический прецедент, связанный с такой формой креста, то это дало бы возможность выдвинуть гипотезу относительно создателей замка. Но, к сожалению, мы не нашли ничего. Кресты эти настолько же уникальны, как и весь замок сам по себе.
Она могла бы говорить и дальше — это отвлекало ее от мыслей о том, что ей предстоит увидеть в нижнем подвале, но, казалось, капитан не придает большого значения ее словам. Может быть, оттого, что они как раз приблизились к неровной зияющей бреши в стене, но Магда все же подумала, что это происходит лишь потому, что источником информации сейчас является именно она. А кто она, собственно говоря, такая?.. Всего-навсего женщина. Магда вздохнула и замолчала. Ей и раньше приходилось испытывать подобное отношение к себе, и теперь она не могла ошибиться. Немецкие мужчины имели много общего с румынскими. И она еще раз с грустью подумала, что, наверное, все мужчины одинаковы.
— Вот еще какой вопрос… — обратился капитан уже непосредственно к профессору. — Как вы считаете, почему в замке нет птиц?
— Честно говоря, я никогда не замечал их отсутствия.
Магда вспомнила, что за время всех их приездов сюда она тоже не видела на перевале ни одной птицы, но это не казалось ей странным… вплоть до этой минуты.
Осколки камней возле пролома в стене были тщательно собраны в невысокие кучки, и, осторожно провозя отца между ними, она почувствовала сильный сквозняк из отверстия в полу за стеной. Магда достала из кармашка на кресле теплые кожаные перчатки.
— Лучше надень их опять, — сказала она и поднесла профессору раскрытую перчатку, чтобы он легко мог просунуть в нее свою скрюченную руку.
— Но у него уже есть перчатки! — раздраженно заметил Кэмпфер, недовольный тем, что приходится останавливаться.
— Его руки очень чувствительны к холоду, — ответила Магда и протянула отцу вторую перчатку. — Это из-за его болезни.
— А что это за болезнь? — спросил Ворманн.
— Она называется склеродерма. — Магда увидела на их лицах непонимание, чего и следовало ожидать.
Профессор тоже заметил это и заговорил, растирая непослушные пальцы:
— Я и сам впервые услышал о ней, лишь когда мне поставили диагноз. А если уж говорить всю правду, то мои первые два врача так и не смогли окончательно выяснить, что со мной происходит. Я не буду вдаваться в подробности, но замечу, что болезнь действует не только на руки.