— Да. Я уже не смогу вернуться в прошлое.
Он терпеливо переждал еще одну продолжительную паузу. Наконец Сильвия подняла лицо.
— И я тоже.
Он поцеловал ее. Она ответила ему тем же, а затем закинула руки ему за шею. Алан прижал ее к себе, чувствуя, как в нем разгорается то прежнее чувство, которое так долго спало в нем — настолько долго, что он уже и забыл о его существовании. Он распахнул ее халат, она расстегнула рубашку у него на груди, и их горячие тела соприкоснулись. Вскоре одежда была сброшена на пол, и Алан повел Сильвию к дивану, поглаживая пальцами ее тело, целуя его. Наконец-то они вместе, тесно прижавшись друг к другу, время от времени озаряемые вспышками молнии…
* * *
— Боже! Так вот каково это! — промолвил он, когда они отдышались и, обнявшись, улеглись рядом.
— Ты хочешь сказать, что у тебя этого так давно не было, что ты все успел позабыть? — спросила, смеясь, Сильвия.
Ей показалось, что он улыбается в темноте.
— Да. Мне кажется, прошла вечность с тех пор, когда я в последний раз испытывал нечто подобное. Я так долго ограничивался одними только движениями, что совершенно забыл, что такое страсть. Я имею в виду настоящую страсть. Это великолепно! Это похоже на очищение — как будто тебя пропустили через стиральную машину и повесили сохнуть.
Гроза на улице давно утихла. Молнии еще вспыхивали, но уже не так ярко, и интервалы между молнией и громом становились все более продолжительными.
Алан встал и подошел к окну. Ему нравилась гроза.
— Знаешь, ты вторая женщина, с которой я занимался любовью.
Сильвия была поражена:
— Неужели?
— Да.
— Но у тебя ведь было много возможностей.
— Я думаю, да. Во всяком случае, было немало предложений. Я не знаю, какие из них были серьезными. — Она заметила, как его голова повернулась в ее сторону. — Только одна из претенденток по-настоящему привлекала меня.
— И ты все же не сблизился с ней.
— Но не потому, что она недостаточно привлекала меня.
— А потому, что ты был женат.
— Да. Я был верным мужем. Который, впрочем, изменял ежедневно.
Это высказывание удивило Сильвию.
— Я тебя не понимаю.
— Моей вечной любовницей была врачебная практика, — ответил он тихим голосом, как будто разговаривая сам с собой. — Она и была моей первой любовью. Джинни пришлось довольствоваться тем, что осталось. Для того чтобы быть таким мужем, который ей нужен, я не должен был стать таким врачом, каким мне хотелось бы. И я сделал выбор. Хотя и бессознательно. Раньше я никогда этого не понимал. Но теперь, когда нет Джинни и нет врачебной практики, все стало для меня ясным как Божий день. Слишком часто мои мысли блуждали вдали от семейного очага. Я обманывал Джинни каждый день и каждый час.