Да и разве имеет это значение? Важно, что мальчик жив и здоров и нормально дышит.
Чак и его жена смотрели на Алана с почтительным страхом.
— Дат-тай-вао? — спросил Чак. — Вы владеете Дат-тай-вао?
Алан колебался. Он чувствовал, что должен сказать — «нет». Его ведь предупреждали, что он не должен ничего рассказывать о себе. Но почему, если эти люди знают о целительной силе Дат-тай-вао?
И он кивнул.
— Здесь? — спросил Чак, поклонившись и заглядывая Алану в глаза. — Дат-тай-вао здесь, в Америке?
— Да.
Вьетнамская чета смеялась, плакала, обнимала своего внука, непрерывно бормоча что-то по-вьетнамски. Потом Чак, показывая свои изуродованные артритом руки и робко улыбаясь, попросил:
— Помогите мне. Пожалуйста.
У Алана в дальнем уголке мозга вновь прозвенел звонок тревоги. Разве Эксфорд не предупреждал его, что использование целительной силы разрушает его мозг? Но он превосходно чувствует себя!
— Конечно, я помогу вам, — ответил он Чаку. Это было то малое, что он мог сделать для человека, который предоставил ему убежище. Алан взял в свои руки его искалеченные пальцы и стал ждать — но на этот раз ничего не произошло.
— Час исцеления миновал, — с грустью сказал он Чаку.
Вьетнамец улыбнулся и поклонился.
— Он еще вернется. Да, вернется вновь. Я могу подождать.
* * *
— Мне кажется, я стал страдать от клаустрофобии, — сказал Алан Сильвии.
Накануне он провел бессонную ночь и был рад услышать утром ее голос по телефону. Но говорить по телефону — это было так мало, в то время как ему хотелось быть рядом с ней. Маленькая квартирка, в которой он ночевал, располагалась в юго-восточном крыле здания. Очевидно, она была очень удобной и теплой зимой, но летом солнце заглядывало в окна уже в 6.00 часов утра, и температура воздуха в ней поднималась до весьма высокой отметки.
Хай в национальном костюме — классической широкой белой блузе и в просторных черных штанах суетилась на кухне, в то время как ее внук жевал крекеры. Они не страдали от жары, так как давно к ней привыкли.
— Я уже так давно нахожусь в заключении — сперва в злополучной клинике Фонда, а теперь в этой квартирке, где так тесно, что все время с кем-нибудь сталкиваешься!
— Ты обещал побыть в ней еще сутки.
— И я выполню обещание, — сказал он, глядя на часы. Они показывали 9.00. — Примерно через двенадцать часов я уйду отсюда. Мне наплевать, кто бы там ни искал меня — Мак-Криди или же мафия, — я все равно уйду.
— Не думаю, что сенатору сейчас до тебя — он находится в коме в боксе Пресвитерианской больницы штата Колумбии.
— Не может быть!
— Чистая правда! Ты удивлен?