Не тот ли самый это доктор Хэнли?
А младенец? Может, это Джим Стивенс?
Это казалось невероятным, но по времени все сходилось. В годы войны Джим был младенцем. Джим Стивенс вполне мог быть тем самым ребенком.
Надеюсь, что это не он, подумала Грейс.
Потому что с тем ребенком было что-то не так, и дом тоже был какой-то странный. Грейс не могла понять, почему ей было там не по себе, но определенно обрадовалась, когда работа закончилась всего через несколько дней.
Вскоре после этого она оставила дурную стезю и вернулась в лоно Церкви.
Она хотела, чтобы Кэрол тоже обратилась к Церкви. Ее огорчала мысль, что ее единственная племянница больше не католичка. Она винила в этом Джима. Кэрол утверждала, что Джим тут ни при чем. Просто Церковь больше «не соответствует духу времени». Похоже, все теперь только и толкуют что о «духе времени». Но разве Кэрол не видит, что Церковь как орудие Божественного промысла выше, чем нечто столь преходящее, как «дух времени».
Нет, все это похоже на рассуждения Джима. Он — неизлечимый скептик. Церковь учит, что нет человека без надежды на спасение, но Грейс была убеждена, что Джим подвергает это утверждение тяжкому испытанию. Она только уповала на то, что общение с ним не грозит погибелью душе Кэрол.
И в самом деле, Кэрол, по-видимому, счастлива с ним, она выглядит счастливее, чем когда-либо прежде после гибели родителей. А ведь это очень похвально, если человек делает другого счастливым.
Может быть, Джим небезнадежен. Грейс пообещала себе молиться за души обоих.
Заботу о душе человеческой, особенно о своей собственной, Грейс почитала первейшим своим долгом. Ведь до того, как вернуться в лоно Церкви, когда ей было под тридцать, она едва не погубила свою душу. С тех пор она трудилась над тем, чтобы очистить ее, налагая на себя епитимью, совершая добрые дела и взыскуя отпущения грехов.
Снискать прощения Господа была труднее всего. Она много раз получала отпущение грехов у приезжавших в Нью-Йорк епископов, но не была уверена, что благоволение, о коем она молила Всевышнего, снизошло на нее и душа ее чиста от скверны прошлых грехов. Груз их так велик! В молодости она совершала грехи, о которых даже страшно подумать. Это были такие ужасные прегрешения, что она стыдилась признаться в них даже на исповеди. Сколько жизней она отняла! Грейс была твердо убеждена: узнай кто-нибудь из священников о совершенных ею в молодости грехах, ее безусловно отлучили бы от Церкви.
Это убило бы ее. Церковь оставалась для Грейс теперь единственным источником душевного покоя.