— Ты прекрасно знаешь, что это — сердце Иисуса. — Она подавила улыбку. Стоит поощрить Джима, и он разойдется вовсю. — Хватит, Джим! Серьезно, я беспокоюсь за нее. Она выглядела нездоровой.
Он внимательно посмотрел на нее.
— А ты и вправду волнуешься за нее. Знаешь, похоже, она в самом деле была немного не в себе. Может, нам стоит вернуться?
— Нет, мне показалось, что сегодня гости ей в тягость. Может быть, я заеду к ней завтра, чтобы узнать, как она себя чувствует.
— Хорошая мысль. Возможно, надо было настоять, чтобы она поехала с нами чего-нибудь выпить.
— Ты же знаешь, она не пьет.
— Да, но зато пью я, и в данный момент с удовольствием выпью стаканчик. Два стаканчика. Много стаканчиков.
— Не переусердствуй, — предупредила она, чувствуя, что он настроен хорошенько кутнуть.
— Ладно.
— Я серьезно, Джим. Хоть раз заговоришь о раках, и мы немедленно уедем домой.
— О раках? — спросил он с видом оскорбленного достоинства. — Я никогда не говорю о раках.
— Ты прекрасно знаешь, что говоришь, когда выпьешь лишнего.
— Что ж, может быть, но выпивка не имеет к этому никакого отношения.
— Ты никогда не говоришь о них, когда трезв.
— Просто эта тема не возникает.
— Поехали поедим, — вздохнула она, пряча улыбку.
Позже, успокоившись, Грейс присела на край кровати и стала обдумывать то, что Кэрол сказала ей о Джиме, будто он наследник Хэнли.
Она чувствовала себя хорошо: «Розарий», тарелка горячего густого грибного супа, и будто ничего с ней не было. Уже через несколько минут после отъезда Кэрол и Джима все как рукой сняло.
Приступ безотчетной тревоги — вот что это было. Она столько раз видела такие приступы за время работы медсестрой в отделении «Скорой помощи», но никогда не думала, что подобное может случиться с ней. Немного фенобарбитала, несколько добрых слов, и больная, обычно худенькая, много курившая молодая женщина (я-то, конечно, совсем не похожа на такую), отправляется домой с явными признаками улучшения.
Но что же могло вызвать такой приступ?
Комплекс вины?
Очень может быть. В журналах для медсестер она читала статьи о том, что в большинстве случаев чувство тревоги возникает от сознания вины.
Конечно, оснований чувствовать себя виноватой у нее предостаточно.
Но Грейс не хотелось думать ни о прошлом, ни о нервном срыве, который она только что пережила. Она обратила свои мысли к тому, о чем говорила Кэрол. Удивительное дело, оказывается, Джим — сирота, о чем Грейс не имела ни малейшего представления. Оказывается, он упомянут в завещании.
В завещании доктора Хэнли.
Грейс смутно помнила, что в первые дни Второй мировой войны работала у какого-то доктора Хэнли, ухаживала за новорожденным мальчиком в доме ученого, примерно в двадцати кварталах от центра в Тёртл-Бэй. Она состояла при ребенке няней и жила там. Мать младенца вообще не появлялась. Доктор никогда не упоминал о ней, словно ее вовсе не существовало.