Сверхъестественное в первобытном мышлении (Леви-Брюль) - страница 186

Объяснение Кэшинга весьма ценно во многих отношениях. Оно не только наглядная «иллюстрация» для утверждения, что игры имеют ведовское значение, но и показывает, как гадание служит для получения откровения о будущем, а также точных указаний относительно образа поведения. Конечно, в первую очередь индейцам зуньи необходимо знать, будет дождь или нет. Это для них вопрос почти жизни и смерти, и известное количество игр наряду со многими другими обычаями, ныне хорошо изученными в деталях, преследует цель, одновременно религиозную и магическую, — вызвать дождь. Однако им, кроме того, необходимо узнать, в каком количестве, в какой момент, в течение какого времени будет идти дождь. Вот о чем осведомляет гадание, когда они истолковывают, одновременно с результатом игры в собственном смысле, и отдельные перипетии игры, в мистическом порядке разыгрывающейся между силами засухи и дождя, и число очков, выигранных каждой стороной. Гадание служит, таким образом, продолжением восприятия. Точнее говоря, оно — антиципация, предварение восприятия. Пра-логическое мышление доверяет ему, по крайней мере в той же степени, что и самому восприятию.

Доверие покоится на представляемых и ощущаемых партиципациях между участниками игры, их соответственными кланами, частями пространства, адекватными этим кланам, их мистическими животными, цветами, богами, ветрами и, наконец, собственно дождем и засухой.

Переход от гадания к магии совершается незаметно. И то и другое покоится на одних и тех же коллективных представлениях о мистических отношениях: гадание занимается главным образом обнаружением отношений, а магия — их использованием. На практике, однако, эти две категории целей объединяются между собой, так как магическое действие нуждается в знании мистических отношений, а обнаружение мистических отношений, к которому стремится гадание, предназначено для их использования. Можно пойти еще дальше и утверждать, что все обряды, о которых шла речь до сих пор, обряды, относящиеся к охоте, рыбной ловле, войне, болезням, смерти и т. д., и вообще многочисленные обряды, соответствующие коллективным представлениям низших обществ, носят магический характер. Я предпочел назвать их мистическими потому, что это выражение подчеркивало их теснейшую связь с мышлением, которое я назвал пра-логическим и мистическим, а также потому, что слово «магия» приобретает более или менее широкое значение, в зависимости от того, рассматриваем ли мы ее в обществе более или менее низкого социального типа.

Так, у австралийцев или у южноамериканских племен (в Бразилии и на Огненной Земле) большинство обрядов, соответствующих наиболее важным коллективным представлениям, имеют магический характер. Однако в обществах несколько более дифференцированного типа (у большинства племен Южной и Экваториальной Африки) собственно магические обряды отличаются от обрядов религиозных и их уже нельзя смешивать, объединяя одним названием. Возникает дифференциация функций, которая живо ощущается коллективным сознанием группы.