Сегодня такой шаг предстоит сделать старшему лейтенанту Горелову. Он войдет в термокамеру впервые. Потом появится Женя Светлова, продолжающая по программе свои тренировки. Сергей Никанорович обожает новичков, с ними можно поговорить о всех тонкостях любимого им дела, уж они-то будут ловить каждое его слово.
Алексей ожидался в термокамере в четверть десятого. Ровно в девять в дверь лаборатории постучали. Зайцев открыл задвижку замка и разочарованно отступил. Порог перешагнул Леня Рогов. Журналист сразу заметил, как вытянулось лицо у Сергея Никаноровича.
— Я вижу, мое появление не вызвало восторга, — усмехнулся он, протягивая руку.
— Да нет, отчего же, — глядя в сторону, ответил Зайцев.
— А я-то торопился, боялся опоздать на сеанс Жени Светловой.
— Сеансы бывают в кино, — сухо заметил Зайцев, — а у нас опыты. И между прочим, опыт с Евгенией Яковлевной назначен на одиннадцать тридцать.
— Вот как, — огорченно протянул Рогов. — А что же будет сейчас?
— Будем проводить пробу с Гореловым.
Рогов вздохнул:
— С вашего разрешения я подойду к одиннадцати.
— Пожалуйста, — ответил Зайцев и попросил лаборантку: — Оленька, закройте за товарищем дверь...
Не успел Зайцев сесть за свой столик, как снова постучали, и на этот раз в лабораторию вошел Горелов. Синий спортивный костюм делал его фигуру еще худощавее, строже. Алеша поздоровался, потом подошел к Оле и положил перед ней букетик желтых цветов.
— Японская мимоза! Ой, какая прелесть! — воскликнула девушка.
— Почему японская? — возразил Алексей. — Самая настоящая московская. Вчера у метро «Динамо» купил.
Зайцев искоса на них поглядывал. В чуточку выпуклых блеклых глазах хмурости как не бывало. Сергей Никанорович любил все красивое. Сам он был садоводом, немножко фальшивя, но зато самозабвенно играл на скрипке. В оценке космонавтов у него был свой особый критерий. Зайцев считал, что физическая закалка, теоретическая подготовка — это, конечно, очень важно. Но не менее важно и другое — личные, чисто человеческие качества: доброта, душевность, умение держать себя, то есть все то, что называют иногда коротко обаятельностью. «Чем покорил весь мир после своего первого полета Гагарин? Конечно же, своим подвигом, но и обаятельность сыграла тут далеко не последнюю роль», — говаривал он.
С первого взгляда новый космонавт пришелся Зайцеву по душе. Ему нравились и его чуть курчавившиеся волосы, и курносое, открытое, истинно русское лицо, и белозубая улыбка, и эта простота и непринужденность в обращении, без малейшего налета развязности, с какой он подарил Оле цветы.