Брови Мочалова насмешливо приподнялись.
— А другие космонавты? Разве им можно закрывать дорогу в звездный мир?
Главного терапевта военного госпиталя Володя Костров увидел лишь на четвертые сутки, когда прошел уже серию самых тщательных исследований. Перед обедом в шелковой синей пижаме сидел космонавт на койке, держа в руках раскрытую книгу. Дверь распахнулась, и в ней появился высокий прямой старик с зачесанными назад совершенно седыми волосами и такими же седыми пышными усами. Из-под поблескивающих на солнце стекляшек пенсне на Кострова глянули острые, быстрые глаза. Почему-то подумалось: носит этот старик пенсне просто так, для внушительности, зоркие же глаза его на самом деле прекрасно все видят без них. За спиной у старика стояла свита в белых халатах, и уже по одному этому догадался Володя, что перед ним — большое начальство. Небрежно, словно кота за хвост, держал старик в правой руке длинную пачку лент-кардиограмм. Не отводя глаз от Кострова, он приближался к его кровати и чистым, молодым голосом, в котором звучали, однако, повелительные нотки, спросил:
— Майор Костров?
— Так точно, — подтвердил Володя и встал. Старик протянул ему сильную, с узлами вен руку.
— Генерал Трифонов. Будем знакомы.
Володя пораженно заморгал глазами. Перед ним стоял известный ученый. О его редкостных, фантастических на первый взгляд исследованиях сердца ходили легенды. Старик продолжал внимательно его разглядывать.
— Летчиков через мои руки прошло много. А вот с космонавтами дела еще не имел. Вы первый. Что читаете?
Володя молча закрыл книгу, показал ее серый переплет. Трифонов гулко расхохотался, и свита дополнила его сдержанными смешками.
— «Граф Монте-Кристо». Сочинение господина Дюма... И вас устраивает это чтение?
Володя густо покраснел.
— Простите, попалась под руки. К тому же я не слишком увлекаюсь художественной литературой.
— Чем же вы увлекаетесь, молодой человек?
— Интегральным и дифференциальным исчислением, товарищ генерал.
— Скажите на милость! — развел руками Трифонов. — Тогда тем более непростительно. Запомните, что за свою жизнь человек в состоянии одолеть от трех до пяти тысяч томов. Только редкие индивиды перешагивают это число. А жизнь человеческая ох как коротка! Так что читать подобное второй раз — это обкрадывать самого себя, мой друг. Хватило бы и одного чтения, состоявшегося в детские годы.
Костров спокойно ответил:
— А если в детские годы оно не состоялось?
Главный терапевт снял пенсне и продолжал рассматривать своего собеседника уже... невооруженными глазами.