— Обрати внимание на Лешу. Он явно к тебе неравнодушен.
— Ну уж нет! — покачала головой Вера. — Одно дело съездить в выходной к нему на дачу, другое – выходить за него замуж! Как только представлю, что меня зовут Вера Могила… Бр-р-р! Оторопь берет!
— А может, он не будет настаивать, чтобы ты взяла его фамилию?
Вера не успела ответить, так как вернулся с носилками Эдик.
— Ногами вперед не выносите! — строго потребовала соседка.
— Конечно, конечно… — ответил Данилов. — Только головой!
Соседка трижды перекрестила больную.
— Я к тебе завтра загляну! — сказала она, когда больную уже выносили на лестничную площадку.
— Лучше послезавтра или через два дня, — посоветовал Данилов. — Завтра вас к ней точно не пустят, а о состоянии можно узнать по телефону. Номер знаете?
— У меня в сто пятнадцатой муж умер, — отчего-то обиженно ответила соседка и с шумом захлопнула дверь, отделяющую «шестиквартирный» тамбур от лестницы и лифтов.
Разговор о женихах явно настроил Веру на игриво-романтический лад. По дороге в больницу, пользуясь тем, что Эдик и Петрович, громко спорившие по поводу сравнительных достоинств немецких автомобилей, их не слышат, она спросила у Данилова:
— Скажите по секрету, удовлетворите мое женское любопытство – вы до сих пор не женаты, потому что ждете Елену Сергеевну?
— Ну сколько можно, Вера! — рассердился Данилов, стараясь не повышать голоса. — Я не женился до сих пор только потому, что надеюсь добиться руки Ксении Собчак! А с Еленой Сергеевной мы до последней недели не виделись столько лет, что практически позабыли о существовании друг друга! Предупреждаю – еще один намек на эту тему…
— Намеков больше не будет, — перебила Данилова Вера. — И так все ясно. Вы сердитесь, значит – любите.
Данилову захотелось удушить доморощенного психолога фонендоскопом прямо здесь, в машине, а потом доставить больную в реанимацию и поехать сдаваться с повинной в ближайшее отделение. Чтобы унять нахлынувшее раздражение, он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Раздражение сменилось головной болью.
«Перевестись, что ли, на другую подстанцию? — подумал Данилов. — Ездить дальше, зато спокойнее».
Данилов жил в Карачарове, около эстакады, и шестьдесят вторая подстанция была для него ближайшей. Всего каких-то пятнадцать минут езды на троллейбусе, сущие пустяки по московским меркам.
Искоса поглядывая на надувшуюся Веру, преувеличенно старательно наблюдавшую за работой кислородного ингалятора и поведением больной, Данилов вдруг понял, отчего он чуть было не вышел из себя.
Слова Веры были очень похожи на те, что когда-то сказала ему Елена…