— Я в курсе.
— На первый идите, и если там все хорошо, то завтра просто позвоните и узнайте, как дела. Если – нормально, то и ходить незачем. Но в карте запись о посещении должна быть…
С актива к «будущему золотому голосу России» Данилов и начал.
— А, это опять вы, доктор! — Данилову показалось, что отец Машеньки даже обрадовался его приходу. — Заходите. Мы вчера приглашали специалиста из Центра оториноларингологии, и он одобрил назначенное вами лечение.
— Я счастлив, — ответил Данилов, снимая куртку.
— Вы уж извините, что я вчера приставал к вам с расспросами…
— Ничего страшного, я понимаю ваше состояние.
— А последний вопрос можно?
— Можно, — разрешил Данилов, проходя в ванную.
— В Учкудуке нет медицинского института. Я смотрел в Интернете…
— Да в Москве я учился, — улыбнулся Данилов. — И родился в Москве. И всю жизнь работаю в Москве. Только вот таких прицельных расспросов я не люблю и, собственно, отвечать на них не обязан. Если я официально работаю в медицинском учреждении, то это означает, что я обладаю всеми требуемыми знаниями и навыками.
— Да-да, совершенно верно, — смутился отец Машеньки…
Следующий вызов был к пенсионерке, инвалиду второй группы. Причина шаблонная – выписать лекарства, ну и заодно измерить давление. Когда Данилов дописывал последний рецепт, пациентка вдруг спросила:
— Доктор, а можно я вам подарочек сделаю?
— Нельзя, Вера Федоровна, — ответил Данилов, не отрываясь от дела. — Подарочки здесь совершенно излишни.
— Я не о бутылке говорю, — Вера Федоровна, кажется, слегка обиделась. — Я имею в виду хороший подарок, которого вам хватит до конца жизни.
— Все равно не надо, только скажите мне, о чем шла речь? Вы меня просто заинтриговали.
— Я лучше покажу!
Вера Федоровна открыла левую дверку трехстворчатого полированного шкафа, стоявшего в комнате, и достала оттуда сложенный в несколько раз отрез белой материи.
— Вот, это простыня, которой нет сноса!
Данилов пощупал уголок простыни. Материя и впрямь была плотной, хоть палатку из нее шей.
— Вы не думайте, доктор, они у меня непользованные. Тридцать лет лежат, ждут своего часа.
Почтенный возраст ткани выдавала легкая желтизна.
— Чистый хлопок! У меня все по полным гарнитурам, как полагается – простыня, пододеяльник, наволочка…
— Спасибо огромное, но у меня достаточно постельного белья. Кстати, а что за материя, никогда такой не встречал?
— О-о-о! — многозначительно протянула Вера Федоровна. — Это – наждачная ткань!
— Какая?
— Наждачная. Я на заводе «Калибр» работала, так нам рулонами выдавали крупнозернистую наждачную шкурку. Мы ее вымачивали в воде, счищали сам наждак, отбеливали в хлорке и шили из нее постельное белье. В магазинах тогда его днем с огнем не сыскать было. А тут свое, дармовое, да какое! — Вера Федоровна любовно погладила простыню рукой. — Я запасла себе двадцать полных комплектов, а куда мне их? Три комплекта я пользую, а остальные лежат без дела. Сын не берет, у него жена такая фифа, что только на шелковых простынях спать может. Вот я и решила вас осчастливить.