. Врачи говорили, что с Питом все будет в порядке, по крайней мере физически. Уэсли предстояло отвезти его в Квонтико: Марино требовалась сейчас специальная психологическая помощь как агенту, работавшему под прикрытием, а также покой, безопасность и внимание друзей.
Сев в самолет, я переборола себя и взялась за бумажную работу. После того как я застрелила ее мать, дело об убийстве Эмили прояснилось окончательно. Я дала показания в полиции. Еще некоторое время будет идти расследование всех обстоятельств, но у меня не было причины тревожиться по этому поводу. Сейчас я просто не знала, что мне чувствовать. Меня лишь немного беспокоило, что я не ощущаю никакого сожаления.
Все, что я испытывала, так это страшную усталость. Малейшее усилие требовало от меня напряжения. Тело было будто налито свинцом. Даже водить ручкой по бумаге казалось тяжело, а мозг отказывался соображать. Временами я вдруг обнаруживала, что уже какое-то время сижу, бессмысленно уставясь в одну точку немигающим взглядом, без единой мысли в голове.
Прежде всего надо было составить отчет по делу — как для ФБР, так и для полиции, которая вела расследование в отношении меня. Все данные выстраивались в единую цепочку, но ответов на некоторые вопросы нам уже не получить никогда — спрашивать теперь некого. Например, мы не сможем точно узнать, как произошло убийство Эмили. Однако у меня имелась своя теория.
Я предположила, что у девочки, рано прибежавшей домой с собрания, возникла ссора с матерью. Возможно, это случилось за ужином, и я подозревала, что миссис Стайнер могла круто посолить еду дочери и заставить съесть, — к сожалению, такая форма наказания не так уж редка. Возможно, вдобавок она принудила ее выпить соленую воду. В результате девочку стошнило, что только еще больше разозлило мать. Избыток соли в организме привел к гипернатриемии, Эмили впала в кому, и миссис Стайнер отнесла дочь в подвал — уже мертвую или близкую к смерти. Такое развитие событий объясняло кажущееся противоречие в результатах посмертного исследования: повышенную концентрацию натрия и отсутствие прижизненной реакции на травмы.
О мотивах, которые подвигли Денизу воспроизвести обстоятельства убийства Эдди Хита, я могла только догадываться. У женщины с делегированным синдромом Мюнхгаузена такое дело возбудило бы самый пристальный интерес, и ее реакция на него разительно отличалась бы от реакции других людей. Ей сразу пришло бы в голову, сколько внимания окружающих приобретет мать, потерявшая ребенка в столь ужасной трагедии. Такая перспектива не могла оставить ее равнодушной, и она, вполне вероятно, не раз прокручивала в голове все детали. Я не знала, намеренно ли она отравила и застрелила свою дочь в исполнение заранее продуманного плана либо убийство произошло случайно, в припадке ярости, и вот тогда-то ей и пригодились ее фантазии. Сейчас это было уже не важно — дело об убийстве Эмили не будет рассматриваться в суде.