У Левы имелось в запасе несколько погонь, пара перестрелок, даже один прыжок с самолета, но, глядя на перламутровый ротик, он боялся оказаться непонятым. Пока он колебался, дверь в кабинет редактора открылась, и оттуда, из клубов дыма, начали медленно появляться люди. Кабинет был довольно обычным, на столе – несколько тарелок с окурками. В любом кабинете главного определить легко, следует подойти к переднему торцу стола и громко поздороваться. Лев так и сделал. Широкоплечий, с большой головой и седой почти до самых бровей шевелюрой человек, перекрывая гвалт, сказал:
– Здравствуйте, Лев Иванович. Мы сейчас заканчиваем.
– Как здоровье, Валентин Сергеевич? – в тон главному, усаживаясь рядом, спросил Лева.
– Витя! – крикнул главный. – Познакомься, Лев Иванович согласился написать для нас очерк об ипподроме. Женя, у тебя найдется две полосы в одиннадцатом номере?
Лева жал чьи-то руки. Кто-то его предупреждал, что две полосы ему не выбить даже ценой жизни. Другой убеждал, лучше резать себя самому сразу, чем кромсать в последний момент по живому. Третий, ткнув Леву в бок, советовал вычеркнуть этот год из жизни, забыть его раз и навсегда. Лева держался битым воином и не повел бровью.
Как ни странно, через час все ушли, главный шире распахнул окна, ловко собрал разбросанные по столу бумаги и быстро заговорил:
– Как я вас узнал? Здорово! Костя сказал, что вы похожи на Славу Коноваленко, взглянул, вы точная копия. Славка у нас играл королеву-мать. Вы случайно не сынок Вани Гурова? Нет? Жаль, прекрасный парень.
Лева любил разговаривать с людьми, которым не обязательно было услышать ответ на свои вопросы. Главный говорил и читал какую-то статью, чиркал карандашом, вздыхал и говорил:
– Напишите нам об ипподроме, очень интересный и нужный материал. Ничего не знаю, я Костю предупредил. Что? Писать не умеете? Удивили, старик. Чехов умел. Толстой, еще двое-трое. Достоевский не умел! Гений, а писать не умел. Очерк к первому августа, пожалуйста. – Валентин Сергеевич сделал очередную пометку на статье, отложил, взял другую. – Косте кланяйтесь, кланяйтесь, кланяйтесь, – задумчиво повторял он, читая материал.
– Спасибо. До свидания, – Лева попятился, осторожно приоткрыл дверь и выскользнул в приемную, затем в коридор.
Здесь он снова столкнулся с Виктором.
– Старик, сигареты есть? Как тебе наш главный? Мамонт! – с гордостью сказал Витя, как понял Гуров, заведующий отделом, в который следовало принести очерк.
– Мамонт, – согласился Лева.
Вите, как и большинству сотрудников журнала, было около тридцати, и седой гривастый редактор выглядел среди них действительно мамонтом.