Бахарев в общем–то придерживается того же мнения. И все же он спрашивает:
— Неужели Зильбер только затем и приехал? Думаешь, это основное его задание? Или, так скапать, попутное?
— Вот и меня это смущает…
Птицыну тоже неясно, зачем пожаловал гость? «И вообще, где доказательство того, что он имеет какое–то задание? Разве уже начисто исключена самая простая ситуация: физик Зильбер приехал в качестве туриста, встречался со своими коллегами в институте, занимающемся проблемами радиоэлектроники (это предусматривается программой пребывания гостя в СССР), и, выполняя просьбу друга, повидал его дочь, передал ей сувенир. История с кольцом? Ну и что же? Она не хотела афишировать подарок отца и тогда, в ресторане, сняла кольцо. Может, и от матери скрыла». Так Птицын вел трудный разговор с самим собой, будто не было в комнате его помощников.
И вдруг неожиданный вопрос.
— Серго, вы можете назвать какую–нибудь характерную примету этого физика?
— Конечно! Когда он фужер с вином поднимал, держал его двумя пальцами: большим и средним. На указательном заметен вывих последней фаланги. Ноготь чуть влево свернут…
Птицын вышел из–за стола.
— Это точно? На указательном?
— Точно.
— Отлично. Благодарю. Не угодно ли кофейку? Вон там, в углу, чашки и кофейник. Не хотите? Как угодно, А я побалуюсь.
Птицын налил чашку кофе, отхлебнул с удовольствием: этот напиток он принимал благоговейно и над кофеваркой буквально священнодействовал.
— Считайте себя свободными, товарищи. Впрочем, нет, ты, Бахарев, подожди моего звонка у себя в кабинете. Скоро принесут последнее сообщение Ландыша.
Бахарев собрался уходить. Птицын посмотрел в его сторону и заметил недовольство на лице:
— Почему насупился? Какая трагедия свершилась?
— Никакой трагедии. Обычное многосложное сплетение обстоятельств.
— Туману не напускай. Вижу же, не слепой. В чем дело? Говори по совести: ты уверен, что это от Марины нить к тайнику тянется?
— Нет, не уверен.
— Почему?
— Жизнь в схему никак не уложишь. Послушал я Серго с Еленой, вспомнил свои беседы с Мариной, еще раз проанализировал все, что случилось в ресторане, и думаю так: поспешил я с выводом, когда докладывал вам. Улик много, а весомых, настоящих нет. Нет же их… Где они? Утаила встречи с Кохом? Да, утаила. Почему? Полагаю, что только из чувства ложного страха… Не снимаю вины с нее за это…
— Ну–ну… Улики, они, конечно, имеются. Только эмоции некоторых товарищей не позволяют им…
Бахарев снова помрачнел.
— Александр Порфирьевич! Не ругайте меня за то, что скажу сейчас… Поверьте: это не амбиция, а от души… Верьте слову коммуниста…