Черон, умело направив энергию, идущую из портала, мигом поставил щит — с демонами надо держать ухо востро. Мерцающий кокон окутал мага.
— Ты сам глупец-
Волшебника прервал хохот. Это было ужасно, как будто само царство демонов хохотало в тысячу глоток. Многоголосый хор ударил по ушам. Детский невинный смех, торжествующий рев воинов, идущих на битву, злорадный смешок правителя, скинувшего с трона престарелого соперника, смех влюбленных и дребезжащее хихиканье старцев, пораженных слабоумием. В него вплетались и завывание зверей, и гомон птиц. Но смех не вызывал радости, а наоборот, отнимал ее. Отвратительный гомон пробирал до костей, вызывая ощущения то холода, то жара, порождая сразу множество противоречивых чувств… Черону казалось, что еще чуть-чуть, и он сойдет с ума.
Но когда оставалось всего одно краткое мгновение до того, как разум покинул бы чародея навсегда, смех замолк.
— Что это было? — пролепетал ученик.
У него подкосились ноги, и он, сидя на полу, расширившимися от ужаса глазами смотрел на демона, которого сам вызвал из Тьмы.
Кошмарная темная фигура внезапно зашевелилась, сделала шаг и оказалась за кругом, который, по мнению юноши, должен был удерживать ее. Ученик испустил слабый вопль ужаса.
— Но почему? — простонал он.
Это были его последние слова. Он вдруг взлетел к потолку и рухнул на пол. Раздался хруст, и юноша, который мог стать великим чародеем, отправился в Страну Мертвых, а в его открытых глазах навсегда застыл вопрос, на который ему не суждено было найти ответа.
Тотчас же маг почувствовал, что его волшебный щит прогибается под страшным напором чужой Силы. Он вспомнил про свиток, лежавший за пазухой, и быстрым движением вытащил его. Миг, когда прозвучало последнее слово заклинания, начертанного в свитке, совпал с мигом, когда разлетелся вдребезги щит. И для Черона наступила тьма.
Осенний холодный ветер кружил листья и резко стучал в окно, затянутое бычьим пузырем. Но в камине весело потрескивали поленья, и в таверне было даже жарко. В это позднее время посетителей оставалось еще довольно много, и в помещении стоял тихий гул. Невдалеке от очага расположился путник, перед которым стоял кувшин вина и лежал огромный свиной окорок. С первого взгляда было ясно, что этого человека не интересовало все происходящее вокруг: чужие разговоры, игра в кости или пение неумелого певца, развлекавшего публику. Он лишь изредка прикладывался к вину и как бы нехотя кромсал окорок кинжалом, отправляя ленивым движением кусок в рот. Медленно пережевывая мясо, он смотрел на огонь и думал о чем-то своем.