► Фадеев сидел дома напряженный, как струна, ждал, когда за ним приедут. Сам позвонить Щербакову не решался. Мне он сказал по телефону:
— Позвони Щербакову, назовись моим именем, и он возьмет трубку.
Я позвонил секретарю ЦК, члену Политбюро. Мне сказали:
— Его нет...
Я сказал Фадееву:
— Щербакова нет. Он воскликнул:
— Значит, он уехал!
Из этих слов я понял: он узнал, что хотел узнать.
— Не ехать — это измена, — добавил Фадеев. — Восстанови вагоны, которые были выделены писателям для эвакуации.
И я, не имея власти, связи, пробивался на фантастически перегруженном Казанском вокзале через груду тел к каким-то дежурным. Звонил по автомату Кагановичу, толкался, лез, наивно и самоотверженно выполняя невыполнимое поручение, которое должен был выполнить сам Фадеев со своей вертушкой, со своим положением члена ЦК. Моя бессильная и, скажу, самоотверженная энергия, вся моя вокзальная деятельность были бы похожи на водевиль, если бы ночь не была так трагична. По недоразумению я был у всех на виду, был видимостью начальника. Ссылаться на Фадеева, задевать Фадеева было рискованно. А он со свойственным ему в иные минуты цинизмом сделал меня потом козлом отпущения...
В такой день, вернее, в такую ночь все, что я делал, воспринималось как бред. Но чья-то приказующая рука действовала помимо меня. Уже на рассвете радио вдруг оповестило — посадка писателей в вагон там-то и там-то. Совершенно обессиленный, притащился я на указанное место, полагая, что продолжаю выполнять данное мне поручение об эвакуации писателей. Пришли человек десять... Подали вагон дачной электрички. Не к платформе, а просто на внестанционный путь. Вагон стоял на рельсах, приподнятых насыпью. Первая ступенька очень высоко...
Комовская вспомнила, как я во время эвакуации писателей последним садился на последнюю электричку...
Я висел порядочно на ступеньках движущегося вагона. Москва все быстрее уносилась назад, таяла в утренних сумерках. А внутри вагона было относительно свободно и холодно...
Фадеев уехал нормально, со всеми удобствами. Он знал, что я могу биться на вокзале головой об стену и ничего не добьюсь. Впоследствии он сказал Зелинскому, своему биографу.
- Я сделал Кирпотина козлом отпущения.
(В. Кирпотин. Ровесник железного века. Мемуарная книга. At, 2006. Стр. 457-459).
О том, что заставило Фадеева сделать его «козлом отпущения», Кирпотин узнал пятнадцать лет спустя вот из этого документа:
► А. ФАДЕЕВ - Д. ШЕПИЛОВУ
24 апреля 1956 г.
В ЦК КПСС
СЕКРЕТНО
Уважаемый Дмитрий Трофимович! В связи с исправлением некоторых последствий культа личности хочу обратить Ваше внимание на то, что в области художественной литературы наличествуют кадры, давно уже нигде не используемые, являющиеся между тем хорошими партийными кадрами, по отношению к которым долгое время существовало предвзятое отношение...