Назревали и еще
проблемы. Бывшую квартиру Анюты приобрели частные предприниматели и вопреки
всем правилам превратили ее в цех по пошиву одеял. Это грозило нашему дому
пожаром, потому что бизнесмены постоянно поднимали в квартиру рулоны ваты и
целлофана для внутренней прошивки, чтобы одеяла получались теплыми. К тому же
они подолгу занимали лифт. А еще весь восьмой этаж и отчасти седьмой вынуждены
были существовать в постоянном шуме швейных машин, не утихающем даже за
полночь. Одеяльные бизнесмены наняли каких-то женщин корейской внешности,
которые, похоже, вкалывали на них как рабыни. Сгружая готовые одеяла в
поджидавшую у подъезда машину, они выскакивали на мороз в одних шортах и
топиках — возможно, у них вообще не было зимней одежды. Все это вместе не нравилось
нашим благонадежным жильцам, и подъезд не раз организованно обращался в мэрию с
жалобой на «плохую» квартиру. Но, видно, одеяльные бизнесмены уладили вопрос
тем испытанным способом, который сыграл роль и в моей давней истории с
конкурсом... То есть дали взятку. У жильцов опустились руки, а мы с мамой еще
подумали, честно ли эти люди завладели Анютиной квартирой. Ведь как-то странно
и чересчур быстро Анюта ее продала. Я специально узнавала об этом в ДЭЗе, но
там сказали, что квартира продана по всем правилам и девушка сама оформляла
сделку. Выходит, хороша подруга — уехала и не попрощалась...
Другой болевой точкой
моей школьной дружбы оставалась Валька, медленно и верно спивающаяся. Недавно
она стала стрелять у меня по полтиннику — несмотря на то, что деньги у нее,
судя по всему, есть. Она хорошо одевается, часто покупает какие-нибудь вещи,
иногда громоздкие, с доставкой из магазина — и всегда отдает мне свои маленькие
долги. Но если человек пьет, у него, значит, бывают моменты, когда нужно срочно
пойти опохмелиться, даже если в кармане на данный момент пусто.
Мама говорит, не надо
давать Вальке взаймы, это поощряет ее к дальнейшему пьянству. Но я не могу
отказать. У Вальки стало опухшее лицо, мешки под глазами — а какая она прежде
была хорошенькая! И потом, если женщина пьет, ей, наверное, нельзя иметь
детей... Так пусть получит хотя бы свою банку с алкогольным коктейлем —
мимолетный проблеск в том кошмаре, который постепенно вокруг нее сгущается. А я
даже не могу ничего ей советовать, потому что сама еще не разобралась в жизни.
Пожалуй, это сейчас мой главный вопрос — понять, разобраться, установить
какие-то ориентиры...
2
Больной был в тяжелом
забытьи, но еще, несомненно, жив. Стоящие вокруг него ловили его напряженное
дыхание. Забытье больного изобиловало кошмарами, которые можно было видеть:
отражаясь от воспаленного мозга, они ползли по стенам, как кинокадры. Их
содержание было почти неотличимо от настоящих фильмов последних лет: на стенах
стреляли, падали, нажимали ядерную кнопку, обнажались, гримасничали,
насиловали, насылали порчу, корчились в судорогах, плакали. Время от времени
кто-нибудь из обступивших постель оглядывался на стены и горестно качал
головой. Другие молча указывали ему на больного: жив, дышит, значит, все еще
может быть исправлено. Сколько раз такое уже случалось: на волосок от гибели,
он начинал с удивительной, прямо-таки неправдоподобной силой бороться за свою
жизнь. И вскоре выздоравливал, а потом стремительными темпами наверстывал
упущенное. Пока он жив, в любом случае остается надежда на благоприятный исход.