Этот больной был
особенно дорог всему кругу собравшихся, шуршащих, как крыльями, рукавами
накрахмаленных белоснежных халатов. С ним постоянно случалось что-то опасное,
да и немудрено — он совершенно не берег себя. Пил воду из холерных болот, гулял
по лесам, кишащим энцефалитными клещами, в степи ел мясо сдохшего от чумы
верблюда, а в Чернобыле пересыпал горстями радиоактивную пыль. Все это казалось
какой-то странной небрежностью с его стороны, детской забавой, хотя больной уже
достиг вполне зрелого возраста. Он был высокого роста, широкоплеч и с
окладистой русой бородой, но в нем тем не менее оставалось нечто от ребенка.
Частенько его подставляли так называемые друзья, завидовавшие его могучей
природе и цельности натуры. Но глядя издали на опасность, к которой подвели
своего «сердечного друга», они заражались и повреждались сами, хотя и блюли
безопасное расстояние. Для них оно оказывалось опасным из-за отсутствия
иммунитета. И вот тогда уже все зависело от того, справится ли главный больной:
только его несокрушимый организм мог переварить в себе полученную отраву и
создать сыворотку, без которой слабосильным «друзьям» грозила неминучая смерть.
Им вводили эту сыворотку, они с трудом выздоравливали, и через какое-то время
все начиналось сначала. Но теперь эта история могла кончиться иначе, чего и
боялись собравшиеся. До сих пор больной всегда справлялся, но вдруг...
Издали послышались
легкие множественные шаги, и в распахнувшуюся дверь стали заходить люди в
удивительных старинных одеждах: в царских коронах и мантиях, украшенных
драгоценными камнями, в шитых золотом облачениях священнослужителей, в скромных
черных рясках и бедных рубищах, а иные в белых рубашках, причудливо украшенных
ярко-красным узором. Это была кровь, но не засохшая бурая, а как будто свежая,
с блеском переливающаяся на свету. Вошедшие принесли с собой разные, не
перебивающие друг друга запахи: росную свежесть, сладкий фимиам сухой курящейся
смолы, царские ароматы духов и благовоний. А от иных веяло земляникой, сосновой
стружкой, свежим, только что выпавшим снежком или ласкающей сквозной легкостью,
разлитой в весеннем ветре.
На выразительных лицах
вошедших был написан один и тот же тревожный вопрос; что, как больной? Стоящие
возле постели обменялись с ними взглядами, кивнули на стены, по которым ползли
мучившие больного кошмары. Никто не сказал ни слова, но те и другие как будто
говорили друг с другом. Всем было ясно, что больной плох, однако не все еще
потеряно — можно надеяться, отрава и на этот раз сгорит в очистительном кипении
его крови. В организме больного еще есть здоровые, незараженные клетки, с
которых должно начаться выздоровление. Так бывало и прежде: они начинали бурно
действовать и спасали весь организм. Главная же опасность заключалась в том,
что на пике болезненного процесса здоровые клетки тоже подвергаются риску
заражения. И если в какой-то момент все они, вплоть до последней, окажутся
отравлены — тогда конец всему...