И хотя мамочка говорила
вполне искренне, главное заключалось все-таки не в этом. У нас с ней была более
узкая, однако очень важная для обеих цель — получше устроить меня в жизни. Я
выросла без отца, можно сказать, в бедности, так что была, наверное, чем-то
обделена. И вот когда я выросла, настало, казалось бы, время наверстать. А время
для этого было благоприятным во всех отношениях: все вокруг только и говорили о
том, что теперь, после перестройки, молодежь имеет большие возможности. И пусть
я не какая-нибудь там красавица и не вундеркинд, но и дурнушкой или тупицей
меня тоже не считали. Мамочка сохранила мне с детства хорошее здоровье,
воспитала как хорошую девочку, научила терпеливо работать. А уж желания
отдаться созидательному труду, который нас к тому же и обеспечит, во мне было
хоть отбавляй!
Но чего-то, видимо, не
хватало, потому что в конечном счете все наши прожекты насчет работы сошли на
мыльный пузырь. Предложений было множество — но стоило нам нацелиться, как
через некоторое время выяснялось, что данный вариант кусается. Там надо было
самим платить, там место, при ближайшем рассмотрении, выходило вовсе не таким
выгодным и удобным, как представлялось сначала. А иногда оказывалось, что «тут
есть риск», как определяла моя умница-мама. Везде, где требовалось участвовать
в каких-то авантюрах, допускать вольности с мужчинами либо отвечать за
материальные ценности, мама вставала грудью. Она меня от многого в то время
остерегла, даже от потери денег, скопленных в результате ежегодной работы в
трудовых летних лагерях. Потому что, поторкавшись во все вроде бы открытые
двери и не сумев в них войти, я впала в уныние и стала мечтать о положении
рантье. Первый же частный банк, обещавший невероятно высокую прибыль, показался
мне заслуживающим внимания. Моя одноклассница и соседка Нюта, слишком скромная,
чтобы выступать на наших школьных дебатах, и только слушавшая других, уже
отнесла свои деньги в этот самый банк. А через год мы встречались с ней во
дворе в несусветную рань — ибо сама я, увы, к тому времени устроилась дворником
и по совместительству уборщицей подъезда, а она же шла в банк занимать очередь,
состоящую из обманутых вкладчиков. Деньги действительно возвращали, так как в
дело вмешалась прокуратура, но стоять приходилось целыми днями, с утра до
вечера. Нюта рассказывала, что в банке открыто пять окошек: четыре на вклад,
хотя уже никто не хотел вкладывать в этот банк деньги, и одно на выплату — то,
к которому и тянулась огромная взбудораженная очередь. В конце концов я
перестала встречать Нюту по утрам: она бросила затею с возвращением вклада. В
медучилище, куда она поступила, потребовали посещать занятия, а не стоять
вместо этого в очередях. Из страха быть отчисленной она послушалась, а послать
вместо себя в очередь ей было некого: Нюта жила с бабушкой, которой уже
перевалило за восемьдесят лет.