— Что с тобой, Мальва?
Ты плачешь? У тебя что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось,
Илария Павловна, просто все плохо в жизни... Я раньше думала, что жить — это
счастье, а теперь вижу — ничего хорошего!
— Что ты, деточка, так
нельзя говорить, — испугалась моя старая учительница. — Мало ли что бывает,
разве можно роптать на жизнь? Вот лучше пойдем сейчас со мной, и ты мне все
расскажешь.
— Прямо сейчас? А вы так
поздно из школы? Вам, наверное, надо отдохнуть...
— Я не из школы.
Уволилась, стара стала. Так что времени у меня предостаточно.
Таким образом я оказалась
в большом старинном доме на улице Чаплыгина, с высокими потолками, украшенными
лепными медальонами, с широкими паркетинами и скособоченными скрипучими
дверями. Квартира была коммунальной, но соседей я почти не видела — из одной
двери вышла тихая старушка, в другой на миг обозначился мужчина, заросший
щетиной, вроде как с запоя. Но тут же и исчез, не сказав ни слова. Из большой
передней Илария Павловна повела меня в свою комнату, где как-то особенно пахло:
сухим деревом, почти выветрившимся ароматом духов, горьковатой пылью и как
будто сухими мальвами. Или мне это только показалось?
Я почувствовала, что в
этой комнате мне предстоит выговориться. Здесь меня внимательно слушали, однако
не так, как слушала бы мама, чересчур волнующаяся от моих слов. То обстоятельство,
что Илария Павловна больше не была учительницей в школе, снимало последние
барьеры застенчивости.
— Вот, значит, как... —
пожевала она бледными губами, выслушав мой рассказ о конкурсе. — Ну что ж, это
бывает, бывает... особенно теперь. Но и всегда бывало, во все времена. Я думаю,
деточка, что ты правильно поступила, когда не стала подавать в суд. Ведь у тебя
нет никаких доказательств, а чувства в суде не в счет...
— В том-то и дело! Если
бы у меня были доказательства...
— И то еще неизвестно!
Как говорится, с сильным не борись, с богатым не судись. Тебя некому
поддержать, а это, как ни грустно, главное! — Она вздохнула и помолчала. —
Однако я вижу, вся эта история не убила в тебе волю к жизни, да... Наверное,
тебе сейчас хочется как-то встряхнуться, обрадоваться. Вот именно —
обрадоваться! Ты не думала о том, чтобы влюбиться?
— Как вы все знаете,
Илария Павловна...
Но вслед за этим
искренним, восхищенным признаньем мне пришлось выслушать долгое наставление о
том, как осторожно надо подходить к подобным вещам. Общество сейчас в
нравственном кризисе, а мужчины — наиболее шаткая его часть в том, что касается
границ дозволенного... Женщина скорее теряет ясность ума, а мужчина — свежесть
чувств. Словом, я минут двадцать слушала о том, что далеко не всякий мужчина
благороден, а многие вообще из рук вон плохи. И если даже Средние века породили
Синюю бороду и маркиза де Сада, то что говорить о нашем времени, отравленном
искаженным взглядом средств массовой информации на верность и целомудрие, а
также жестокими сценами, постоянно встречающимися в фильмах... Дальше речь
зашла о наркотиках и алкоголе, востребованных теми, кто не имеет достаточно
внутренних сил противостоять действительности... — Илария Павловна кивнула в
сторону двери, вероятно, имея в виду своего заросшего щетиной жильца. Но мне
уже было неинтересно слушать. Я и так знала, что нельзя сближаться с первым
попавшимся человеком, и ждала от своей учительницы иного урока — с чего начать
и, главное, с кого. Где найти этого героя, изначальный материал для
рассмотрения: годится — не годится? А вот этого мудрая Илария Павловна и сама,
похоже, не знала.