Но последнее время не
одна княгиня глядела на борьбу тьмы с утренним светом: не спалось и ее супругу,
другу и господину ее князю Димитрию. Поначалу помолившись иконам в своей
светелке, Евдокия шла в домовую церковь — и там уже находила раннего
молельщика, застывшего на коленях перед Спасом. Знала княгиня, что гнетут ее
мужа тяжкие думы, да и как иначе? Рвут враги Русь на части, только милостью
Божьей жива...
В домовой церкви на ту
пору уже теплились свечи и лампады, зажженные Димитрием. Святые лики словно
выступали из темноты, раздвинутой их дрожащими желтыми язычками. Каждый язычок
пламени — словно острие копья либо наконечник шлема. Свечное воинство стояло
навытяжку, как застывшие перед боем русские ратники. В тишине слышалось
потрескивание фитильков и звук расплавленных восковых капель, срывающихся на
медь подсвечников.
Не проронив ни слова,
княгиня опустилась на колени рядом с супругом. Молились не вслух, но оба об
одном — был бы и дальше Господь милостив к Руси. Просили Заступницу, Матерь
Божию — огради нас честным Своим Покровом, не попусти разоренья русских земель!
Взывали к святым угодникам — умолите за народ русский!
Когда встали с колен,
князь взял Евдокию за руку — иной ласки не мог позволить себе в церковных
стенах, среди святых ликов. Да и пойдет ли на ум иная ласка, коли облегли
сердце черные думы? Сели князь и княгиня у стены на лавку, очи в очи, рука с
рукой. И мысли у двоих единые.
— Тяжко болен русский
народ, — первым прервал молчание князь. Голос его глухо отдался под безмолвными
сводами. — Не знаю, подымется ли...
— Подымется. — Евдокия
заговорила мягко, ласково: слова ее голубками под своды полетели. — Всегда
подымался, сколько раз было! И ныне воспрянет. Не таков наш народ, чтоб вконец
беды его извели...
— Трудно ему! Рвут враги
аки псы голодные, с востока и с запада донимают — орда да литовцы...
Князь говорил об
известном, сто раз продуманном, давно лежащем на сердце тяжким бременем. Он сам
знал, что княгине это не в новость, но так уж меж ними повелось: рассуждать о
бедах-напастях вслух. И не к тому, чтоб воду в ступе толочь, а чтобы «всяку
беду обратать в узду», как сказывают в народе. Вслух да вдвоем легче на верную
думу набрести.
— А ныне и вовсе
татарове сбесились: сказывают, Мамай новый поход готовит, — горестно продолжал
Димитрий. — Черной смертью по Руси замыслил пройти, как пращур его Батый!
Помнишь, летописи про то сказывают?
— Воля Божья, — вздохом
откликнулась Евдокия.
— Второй раз Руси такого
не выдержать. Она с прежнего, с Батыева-то похода еще головы не подняла...