Старуха улыбнулась,
сверкнув золотыми фиксами, и покачала головой:
— Ой-ой-ой, будет тебе
болезный и дорога дальняя и пиковый интерес и известия нежданные, и дом
казенный, но позиций не сдавай и сторублевками зря не кидайся — не дело это.
Будь, кем был — спуска не давай и обид не прощай. Так-то. Скоро, может, и
свидимся. А Иваныча твоего не знаю, много чего знаю, а его нет. Ступай,
болезный, и ручку позолоти...
“Врет, карга старая, —
окончательно уверился Прямой, — наплела с три короба, а правды не сказала...”
Он кинул на ящик поверх непонятных разрисованных карт как раз сторублевку и,
зло зыркнув глазами на цыгана, который все это время неподвижно стоял метрах в пяти
поодаль, подался прочь, а Папесса закричала ему вслед:
— Брачная церемония уже
началась. Россия пройдет путем нового творения и соединится с древней мудростью
Сераписа. Не опоздай...
Но Прямой уже вышел за
ворота. Тут будто кто-то встряхнул калейдоскоп, и узор в его голове мгновенно
изменился: цыганка Папесса вместе цыганом-партизаном укатились в самую глубину
сознания, и даже Павел Иванович перестал маячить, а сразу обрушились все разом
проблемы — предъява Скока, гибель Гриши Функа, чехи, его забытый “Мерседес”...
* * *
Да, “Мерседес”... Пора
было садиться на колеса и что-то предпринимать. На углу Некрасова и Музейного
переулка Прямой посмотрел в сторону еще дымящегося Гришиного “Бимера”. Народа
там не уменьшилось, но любопытных пооттеснили менты, ряды которых тоже
пополнились. А “скорой” уже след простыл... Он отвернулся и быстро зашагал к
бывшему Дому политпроса. На углу остановился и оглядел стоянку. На ней было три
машины: пустая светло-серая “Волга”, его серебристый “мерин” и раздолбанный
зеленый “каблук” с поднятым кверху капотом. Худощавый паренек в замызганной
спецовке ходил кругами вокруг, помахивая разводным ключом. Зачем-то он то и
дело постукивал по скатам, заглядывал под днище и пытался раскачивать кузов.
Прямой насторожился и несколько минут рассматривал безтолкового юнца. Нет, этот
поц и на драного кадета не потянет, решил он и медленным прогулочным шагом
двинулся к “Мерседесу”. Паренек даже не посмотрел в его сторону, он, явно
нервничая, низко склонился к мотору и сильно колотил невесть куда разводным
ключом. Худосочная спина его покосилась и будто подмаргивала смешно дергающейся
правой лопаткой. Прямой, протянув руку, отключил сигнализацию и центральный
замок и хотел уже сесть, когда его вдруг окликнули:
— Дядь, помогите, — это
паренек обернулся к нему юной чумазой, едва не плачущей физиономией, —
бензопровод у меня, кажись, того, — отказал.