— Как можно? —
заулыбался Силуянов и вытер со лба обильный пот. — Как можно на вас обижаться?
— Ну, ступай тогда, —
махнул рукой Старик. —
И с каждой новостью
сразу ко мне.
Силуянов ушел. Старик
подошел к окну и на секунду прижался к холодному стеклу. Потом открыл форточку.
Был кондиционер, но он предпочитал по старинке. Лучше вдыхать городской смог,
чем трусливый пот “господина Силуянова”.
Старик сел в кресло и
расслабился. Из глубины подсознания выплыло воспоминание непередаваемых
ощущений, связующих с той молнией в первозданном небе. С некоторых пор его
снедало одно желание: он хотел туда, под толщу каменных сводов земли, туда, где
пылал неукротимый огонь, зажженный некогда упавшей звездой. Да, это звезда, это
она привиделась ему в виде молнии, перечеркнувшей все небо. Когда-то она была
утренней, но упала на землю и все еще продолжала пылать где-то в самой ее
глубине. Ему хотелось к ней! Он чувствовал, что и сам начинает пылать. Все
окружающее становилось ему ненавистно. К ней! Но это право надо еще заслужить!
Не все еще сделано здесь. “Я смогу, я заслужу…” — шептал он, целиком предаваясь
охватившему его чувству. Лицо его почернело, а глаза налились жутким
инфернальным светом. В это мгновение в коридоре разом перегорели все лампочки…
* * *
На сей раз Прямой
очнулся довольно скоро. Сначала почувствовал, как Кабан тормошит его, как
поднимает и укладывает на нары, утирает почему-то раскровавленный нос и тихо
говорит:
— Предупреждали тебя, не
шути с Охотником, себе дороже будет — он дока в этих шутках. Это он с виду
такой хлипкий, а таких абреков в рукопашной валил — я по сравнению с ними
щенок. Вот так!
Трудно это было
представить, чтобы Кабан с его габаритами перед кем-то выглядел щенком, но
Прямой уже был готов поверить чему угодно и на миг вообразил себе десятипудовых
чеченов, под два с лишним метра ростом, которые, как грушу, трясут маленького в
их руках Кабана. Это вызвало неожиданную улыбку.
— Ну, слава Богу, живой,
— с облегчением заметил Кабан и посоветовал, — отдыхай, Сергей, лады?
Прямой попытался, но
спать не хотелось. Минут пятнадцать он ворочался, не находя себе места от обиды
и злости, потом все-таки поднялся и присел ближе к столу. Кабан молча разбирал
и чистил миниатюрного вида короткоствольный автомат, а Охотник в наушниках
притих на верхнем ярусе нар.
— Что за волына? —
спросил Прямой, чтобы хоть немного отвлечься от выворачивающего его наизнанку
раздражения. Спросил просто так, машинку эту он знал неплохо, но сержант
отнесся к вопросу серьезно и принялся обстоятельно объяснять: