Мелеагра бесцеремонность римлянина явно покоробила, однако выказывать возмущение он не стал.
— Не совсем так, — промолвил философ. — То, что наше существование поддерживается щедростью правителя, абсолютно верно. Однако царь никогда не стал бы предъявлять к нам нелепые требования.
— На самом деле, — сказал отец, — я пригласил Мелеагра, чтобы он мог задать вопрос тебе, Варрон. Мелеагр очень интересуется необычными растениями и животными, каковых, как я понимаю, ваши воины могли видеть и добывать близ Каспийского моря. После того, как Митридат бежал.
— Да, — подтвердил человек по имени Варрон. — Мы рассчитывали побольше узнать о пресловутом торговом пути в Индию, пролегающем у Каспийского моря. Но оттуда бежал не только Митридат — мы тоже, по причине множества ядовитых змей. Мне нигде больше не доводилось видеть такого их количества, самых разных пород. Впрочем, чего еще ждать от земли на самом краю обитаемого мира?
— Диковинное место, — поддержал его один из гостей, говоривший по-гречески. Его называли Феофаном. — Непросто было его нанести на карту.
— А у тебя и карты есть? — заинтересовался Мелеагр.
— Только что составленные. Может быть, ты хочешь взглянуть?
Между учеными мужами потекла вежливая беседа, а мальчик рядом со мной молчал. Что он вообще здесь делает?
Подогреваемый вином, разговор становился все более оживленным, однако многие римляне, захмелев, забыли про греческий и перешли на свою латынь. Этот язык звучит монотонно и странно для тех, кто его не знает. Я латыни не изучала: ведь ничего значительного, ни книг, ни речей, ни стихов на этом наречии не написано. Куда больше пользы от таких языков, как еврейский, сирийский или арамейский. Недавно, чтобы иметь возможность общаться с простым народом, разъезжая по стране, я взялась и за египетский. А латынь? Латынь подождет.
Так я думала, но моих мыслей никто не видел, а вот сестры Береника и Клеопатра почти не пытались скрыть презрение к перешедшим на свой язык римлянам. Меня это беспокоило: а вдруг гости заметят и обидятся? Ведь мы должны быть осторожны и не давать повода для недовольства.
Неожиданно вновь зазвучали трубы. Слуги, словно выступив из стен, убрали со столов золотую посуду и принесли взамен новую, еще богаче украшенную гравировкой и драгоценными камнями. Римляне воззрились на них в изумлении, для чего, видимо, это и было затеяно.
Но в чем смысл? Зачем отец так стремится показать наше богатство? Ведь тем самым он пробуждает в гостях алчность и желание завладеть сокровищами. Это смущало меня. Я видела, как Помпей мечтательно смотрит на стоящую пред ним огромную чашу, словно представляет себе, как ее расплавляют.