В тесной связи с этим находилась и некритичность мышления больных. Когда нет отношения к своей мысли как к мысли, невозможен и сознательный контроль ее, поэтапное сопоставление продукта мысли с объектом, необходимое для усмотрения и исправления ошибок. Так, например, заканчивая изготовление полки, больной должен думать, куда и как прибить «ушки». Допустим, он принял решение прибить их в таком-то месте. Если он относится к этому акту осмысливания как к задаче, которую он решал и мог, стало быть, решить верно или ошибочно, то он должен проверить себя мысленно, пытаясь вообразить, как он будет эту полку вешать. В таком случае оказывается возможным и исправление ошибки, если она имела место. «Возможность осознать ошибку является привилегией мысли как сознательного процесса», - пишет С. Я. Рубинштейн. Таким образом, дефектом наших больных было отсутствие определенного отношения к своему мышлению как к орудию предвидения, предусмотрения действия, как к некоторому объекту своего критического рассмотрения и использования. У этих больных не было критической осмысленной оценки происходящих событий с точки зрения своих интересов, своих потребностей, своей будущей судьбы.
Б. В. Зейгарник связывает аспонтанность лобных больных с нарушением их потребностей. Можно по-разному понимать это нарушение. Нам кажется, что имеет место не ослабление силы потребностей, но дефект их отражения. Возможны разные по степени осознанности формы отражения потребностей, но отраженность, осознанность своих нужд, их объективированность в предметах окружающего мира обусловливают определенную позицию личности, ее отношение к ситуации.
У наших больных это отношение к ситуации было глубоко неадекватным.
На первом плане неадекватность сказывалась в отношении к своей болезни. Понятие «анозогнозии» допускает различное толкование того отсутствия отношения к болезни, которое наблюдалось у наших больных. Имело место не только полное отсутствие «внутренней картины» болезни, но и недостаточность самовосприятия во всех сферах физической и психической деятельности. Все это дает, как нам кажется, право говорить не только об анозогнозии как о характерном дефекте, возникающем при поражении лобной доли, но и об автогнозии в целом о нарушении восприятия самого себя как личности, своих потребностей, способностей дефектов и об измененном восприятии окружающего мира.
Только очень умелый выбор профессий, не требующих инициативы, обеспеченных руководством и контролем со стороны других лиц, может помочь использовать их труд. В социальном отношении динамика развития дефектов этих больных очень различна, очень зависима от обстановки. Подобно тому как судьба открытой раны зависит от стерильности или инфицированности ее поверхности, так и судьба «лобного» больного больше, чем судьба нормального человека, зависит от окружающих влияний. При благополучном стечении обстоятельств область наибольшей дефектности поведения ограничена сферой жизни самого больного. Несмотря на внешний сохранный фасад личности, при выписке этих больных и определении их инвалидности необходимо учитывать их несамостоятельность и тяжесть нарушения трудоспособности. Достаточно, однако, наличия хорошего, разумного руководства со стороны семьи, и возможность использования трудовых умений этих больных резко повышается. Систематичное, детальное руководство со стороны другого человека и организация прочного режима жизни - вот в сущности единственные, но мощные факторы компенсации и восстановления трудоспособности этой группы больных.