Присоединившийся к нам Берю дополняет деморализующую картину. Он похож на вид квартала с птичьего полета, пострадавшего от стихийного бедствия. На его поверхности есть вздутия, развалины, почернения и дымы.
— Ну что-о? — бросает он мне.
— Ничего.
— Это потяжелее, чем играть пинцетом с пробкой в снегу! — резюмирует мой друг, у которого всегда только ему герметично свойственные выражения. — Ее нет в комнате этого ублюдка, ее нет у твоей матери. Ночная горничная вообще ни фига не видела. Я сделал тур по саду в овоще.[10] Ни фига в салонах, оставшихся незапертыми на этот час. У короче, она положительно испарилась.
Пауза.
Он бормочет:
— Открыт ли еще бар? Нет, сеньор, — отвечает полуночный дежурный.
— Что же теперь делать?
Я цапаю моего амиго за блайзер и тащу его к лифту.
— Единственную вещь, — говорю я ему. — Пойдем устроимся у Брахама, чтобы дождаться его возвращения и объясниться.
Рассвет, пустой, как кровать.
Кровать, пустая, как рассвет.
Храп Толстяка.
Я тоже в забытьи. Время ткет кошмар, который испаряется в свете моего просветления и зарождающегося дня. Все, что я помню, это то, что там была моя мать и затем Антуан… И люди в черном, как инквизиторы, которые причиняли им зло.
Открываю дверцы стенного шкафа Мартина. Там аккуратно выровнены чемоданы. Пустые.
Накануне вечером я заглянул внутрь шкафа и те же три чемодана были там. Забодай его комар, что же случилось с нашей героической Мари-Мари? Маэстро взял ее в заложницы, это точно, но как и где, мать его, он ее спрятал?
Мастард визжит во сне как щенок, задыхается и просыпается. Самые красивые глаза в мире! Два роскошных рубина! Можно подумать, мы в Лондоне в зале королевских сокровищ…
У Берю блуждающая ясность взгляда.
Он ворчит:
— Дерьмо, дерьмее некуда, как пить хочется!
Затем, увидев меня:
— Он так и не вернулся в гостиницу, этот подонок?
— По крайней мере, в свою комнату.
— А малышка?
— Никаких известий, Толстый. Не терзайся, мы вскоре будем непременно знать. Брахам забрал ее как разменную монету. В ближайшие часы, этим же утром, он объявится. Повторяй себе, что мы на острове. Он не мог увезти ее далеко.
— Остров, ж… моя! — парирует Толстяк. — Появились самолеты — островов больше нет, парень. Кроме острова Сан-Луи, так как ни одна тарахтелка туда не приземлится.
— Самолетами не пользуются как автобусами, Лулу.
Нужные бумаженции. И зачем Брахаму увозить ее на дачу? Все происходит и будет происходить здесь. Он не может себе позволить удалиться. Его поступки всегда вызваны какими-либо причинами.
Консультируюсь со своими тик-таками. Они отмеряют шесть штук и… Солнце пытается избавить океан от свинцового цвета. Сильный ветер полощет флаги над входом в гостиницу. Я говорю про ветер так, для вашего сведения, но его направление мне до лампочки! С востока ли он, с юга, или от вашего шурина, мне это дико все равно, мои бедные кролики!