Я улыбаюсь ей.
— В самом деле, как долго уже?
— Два месяца! — отвечает она спонтанно.
— Уже два месяца, — продолжаю я.
— Не пишите! — рычит чиновник.
Поднимаю на уровень его порочной груши ствол дружка «бум-бум».
— Да, да, пишите! — бормочет поносник.
Она пишет, может быть, даже забавляясь, ибо ее глаз лукавится.
— Мы занимались любовью в…?
— В каза Хилаякоммеса, калле Бомбе.
— Спасибо, уже забыл, — замечаю я.
Она пишет.
— Каждую… когда вы там встречались, дорогая Контрацепсион?
— Каждую субботу утром.
— Конечно, как я мог забыть! Уточните это и распишитесь.
Она повинуется. Беру у нее листок. Читаю. Помахиваю им, чтобы просушить чернила. Складываю и прячу в карман.
— Слушайте, мой милый судья, если об этой бумаге узнают, то ваша карьера кончена, даже если вы заявите, что писали ее под угрозой применения силы. Знаете, почему? Потому что тут изложена правда. Вы женаты, я вижу. И дети есть, без вопросов. Истинный христианин, определенно. Президент чего-нибудь. Было бы для вас оскорбительным, если бы я в этом сомневался. Член других там каких-то штук обязательно и, виртуально, пятидесятилетний. Вы же не пожертвуете всем этим в вашем-то возрасте, чтобы вас загнали на Ланцероте или Фуэртавентюра, или еще на более занюханный островок, а? Тем более что появление там типа вроде вас немедленно вызовет сплетни. Ведь всем хочется знать, откуда он и почему приехал. Так вот что я вам предлагаю: я смываюсь в компании этой чудесной молодой девушки, нашей утренней субботней пташки. Она знает местную натуру так же хорошо, как я человеческую. Мы покинем ваш приятный дом и вы предоставите мне два часа форы для устройства моего будущего. В ваших интересах, чтобы меня не сцапали, ибо…
Похлопываю себя по карману.
— Если все будет хорошо, ваше дивное существование продолжится нормальным образом и вы сможете лечить ваш желчный пузырь в тени внуков и цветов. Заметано?
Его цвет? Неопределимый. В наличии темно-зеленый, конечно, и абрикосово-желтый. Но вот оттенки белого я идентифицирую плохо. То ли свинцовые белила, то ли цинк, то ли яичная скорлупа? Может быть, снежный, а может, испанский, но тут уж я бессилен. Однако мы друг друга знаем достаточно давно и вы простите мне неопределенность, не правда ли? И, между нами говоря, не обязательно же каждый день изобретать для обеда новый десерт! Если да, то для чего же тогда близкие отношения?
Подгоняемый временем, раскланиваюсь с Пасопаратабако.
— Как только приеду в Париж, напишу вам обязательно, господин судья. Не хотелось бы, чтобы у вас осталось плохое впечатление.