— Как «так»? — сиплым голосом спросил он. — Ты будешь отрицать, что страстно хочешь меня?
— Нет! — Джессика закрыла лицо руками.
Подошедший к ним в этот момент официант участливо поинтересовался:
— Вас что-то не устраивает, синьорина?
— Все в порядке, — солгала она.
— Нет, ты объясни мне, — требовательно прошептал Патрик, когда успокоенный официант удалился. — Почему ты все-таки решилась на свадьбу?
— Я не могу. — Она покачала головой, борясь с внезапным порывом поведать ему все.
— Тебя не волновало, что я могу пойти к Джону и рассказать ему о случившемся?
— Так почему ты этого не сделал? — Джессика прямо посмотрела ему в глаза.
— Потому, что сам испытал ужас и стыд от содеянного мной и не мог честно признаться Джону. Он оказал мне высокую честь, назвав лучшим другом и попросив стать его свидетелем на свадьбе. Как бы он поступил, если бы механики опоздали и освободили нас уже после того, как я занялся бы с тобой любовью по-настоящему? А я бы это сделал прямо там, в лифте.
Щеки Джессики пылали. Положение осложнялось тем, что ей нечего было возразить: он говорил правду.
— Позднее, когда я не услышал никаких сообщений об отмене свадьбы, я, естественно, решил, что и ты тоже не нашла в себе мужества признаться Джону, — продолжал О'Донелл. — Тогда я пришел к выводу, что, вероятно, ты не приедешь в церковь, и не поверил своим глазам, когда увидел тебя, чинно приближающуюся к алтарю в белоснежном платье, — с горечью произнес он, покачивая головой, будто переживая те мгновения вновь. — Твое лицо обманщицы скрывала белая вуаль. Каких сил мне стоило сдержаться и не выкрикнуть правду, когда священник спрашивал присутствующих о каких-либо известных им препятствиях к заключению брака между вами!
— Так почему же ты промолчал?
— Один только Бог знает на это ответ. — О'Донелл вновь покачал головой, с осуждением глядя на нее. — Думаю, из-за Джона. не мог причинить ему боль и страдание.
Почему-то Джессика ощутила чувство удивительного покоя, выслушивая его горькие обвинения и чувствуя сквозившую в них ненависть к ней. Эти гневные, обличающие слова, нагромождаясь друг на друга, разрушали их обоих. Может, позволив ему и дальше унижать ее, она освободится от гнетущего чувства стыда и забудет О'Донелла? Ведь не может же она мечтать о близости с человеком, считающим ее самой мерзкой и распутной из всех падших женщин? Так и не притронувшаяся к еде Джессика машинально промокнула губы салфеткой и одарила своего визави дежурной улыбкой.
— Уже довольно поздно, — произнесла она, внутренне радуясь, что нашла именно те слова, которые бы сказала любому другому клиенту по окончании встречи. — Думаю, мне пора ехать.