И выписала меня из госпиталя. Впрочем, я и сам уже стал подумывать что подзадержался в госпитале, поэтому я с радостью выписался из госпиталя и поехал в свою квартиру в Столешниковом переулке. Там меня ждали мои молодая горничная, молодая кухарки и молодая домохозяйка, предоставленные мне Лаврентием Павловичем чтобы я не отвлекался на мелкие заботы по хозяйству.
Приехав в свою квартиру в Столешниковом переулке, я встретил там сидящую в комнате ту самую девчонку, которая так помогла мне со своим пулеметом убивать Гота.
- Я подумала, что тебе будет скучно одному. И поэтому решила на тебе жениться. И родить тебе пятерых детишек. Только я не знаю как это делается.
- Я тебя научу, - сказал я.
И научил.
Вечером двадцать четвертого августа тысяча девятьсот сорок второго года я стоял на берегу, отмывая в воде пролива Ла Манш свои сапоги, запылившиеся в европейской пыли. Полы моей коричневатой шинели намокли в воде Английского канала и от них ощутимо потянуло дерьмом. Я поглядел через пролив в сторону белых утесов Альбиона и подумал что скоро, уже совсем скоро советский человек поедет по этому проливу без паспортов и виз, как и положено ездить советскому человеку по советской стране.
Дома меня ждала молодая девчонка, ставшая моей женой, четверо детей, которых за прошедшие годы родила мне она, горничная с кухаркой и домработницей, и светлое будущее моей самой великой страны.
Екатерина Мезина
Уйти незаметно
Я снова сидела в пыльной институтской библиотеке. Впрочем, как и всегда по вечерам. Двоюродная бабушка моего третьего мужа (с которым я развелась уже полгода назад, но она про это еще не знала) попросила меня поискать в библиотеке материалы про ее дедушку. Дедушка пропал на третий день войны, и больше от него не было никаких вестей. Но по телевизору сказали, что часть, в которой служил бабушкин дедушка, в полном составе сдалась немецким фашистам в первый день войны, и про это написано в документах Нюрнбергского трибунала. В библиотеке библиотечного института, студенткой которого я была, вроде бы был нужный том материалов трибунала, и я, проклиная себя за врожденную неспособность отказать кому-либо, в этот промозглый ноябрьский вечер искала в этом томе упоминания о той самой части.
В томе та самая часть не упоминалась ни разу, он содержал в основном воспоминания и письма домой солдат вермахта. Я зачиталась одним таким письмом, в нем некий Курт Шварц описывал, как в жаркий летний день после марша по пыльной дороге рота Курта подошла к речушке, протекающей в небольшом перелеске. Закрыв глаза, я представила себя на берегу этой речки. Представила столь ясно, что даже почувствовала запах свежей воды и шорох камыша. Неожиданно я почувствовала, как на жопе расплывается холодное мокрое пятно. Чёрт! Открыв глаза, я подумала что надо быть идиоткой чтобы усаживаться в траву буквально в метре от берега.