Вернувшись, она показала кольцо – подарок жениха – отцу и гостям, которые еще оставались.
Сопровождаемый восторженными возгласами, маркиз откланялся.
– Можно мне навестить вас завтра? – тихо спросил он Лукрецию.
– Надеюсь, ваша светлость не подумает, что я капризничаю, но, боюсь, мне придется вернуться в Лондон, – ответила Лукреция. – На самом деле вряд ли нам удастся увидеться до дня свадьбы.
– Я тоже буду в Лондоне – послезавтра, – ответил маркиз. – Надеюсь, вы разрешите навестить вас там?
Лукреция, намеренно поколебавшись, ответила:
– Ваша светлость поймет меня, если я скажу, что в такой период со многими друзьями приходится проститься… Мне бы не хотелось причинить боль тем, кого любишь…
В ее словах и в том, как она их произнесла, можно было безошибочно распознать недвусмысленный намек. Маркиз пристально посмотрел на Лукрецию.
В эту минуту к ним подошел сэр Джошуа, и продолжать разговор в подобном интимном тоне стало невозможно.
Когда разъехались последние гости, Лукреция, оставшись наедине с отцом, опустилась на коврик перед камином и склонила голову.
Сэр Джошуа смотрел на дочь, и его глаза увлажнились. Девушка молчала, и спустя несколько секунд он спросил:
– Он оказался воплощением всех твоих надежд?
– Он даже красивее и неотразимее, – призналась Лукреция.
Она подняла глаза на отца, и тот понял, о чем она хочет его спросить.
– Может, я совсем не разбираюсь в людях, – а ты знаешь, что это не так, – но он был определенно заинтригован, – сказал сэр Джошуа. – Ты оказалась не такой, какой он ожидал тебя увидеть.
– Пожалуй, – согласилась Лукреция.
– То, что достается слишком легко, не стоит обладания, – изрек сэр Джошуа.
– Я помню, как вы мне это сказали, когда я была маленькой девочкой и упала с пони, – ответила Лукреция. – А я вам говорила, что хочу быть лучшей наездницей, которую вы когда-либо видели! А вы мне возразили, что на это потребуется время.
Она рассмеялась.
– Мне никогда не удавалось быть терпеливой!
– Теперь тебе придется стать, – сказал сэр Джошуа.
– Знаю, – кивнула она, – и это будет нелегко.
Лукреция понимала, что теперь ей будет тяжелее вдвойне, ведь она уже всей душой полюбила маркиза, и сила этого чувства внушала ей страх!
Сэр Джошуа был прав, полагая, что маркиз был заинтригован.
На обратном пути в Мерлинкур он, сидя в своем экипаже, думал о дразнящей искорке в глазах Лукреции и о ее дерзкой словесной пикировке с ним.
«Она прелестна, – размышлял маркиз, с воодушевлением воображая, как Лукреция украсит его жизнь. – А как она умеет держаться, с каким естественным достоинством носит драгоценности». Маркиз не сомневался, что принц Уэльский и его близкие друзья, чрезвычайно разборчивые во всем, что касается женщин, несомненно, будут в восторге от Лукреции.