— Враг сам ничего не может созидать, он — вор и лжец. Его
ложь паразитирует на делах человеческих, обращая их во зло. Как только смирение
подменяется гордыней, любовь — тщеславием или жадностью, так благое дело
превращается в злое.
— То есть опять все возвращается к смирению?
— Да.
— Как мне научиться этой науке?
— Для начала в мыслях о себе замени слово «гений» на
«ничтожество». Потом искренне поверь в это.
— А вот это, я думаю, будет сложно, отец Рафаил! Я ведь цену
себе знаю.
— Еще нет. Вот когда ты поймешь, что все хорошее в
тебе — от Бога, а все плохое — твое собственное, вот тогда и оценишь себя
правильно.
— Значит, я — ничтожество? Но тогда разве я смогу вообще
что-нибудь делать? Я уж не говорю — творить что-нибудь качественное. Если я —
ничтожество, то и мои произведения будут ничем.
— Нет, наоборот. Созидает, творит только Господь. Человек
является как бы Его руками, инструментом, и чем меньше человек своей гордыней
мешает Творцу, тем совершеннее получаются творения. Смиренно позволь Богу
творить твоими руками, и Он, используя в полной мере данные Им тебе таланты,
приумножит их и усовершенствует...
Когда Виктор зашел в келью, Олег шепотом читал книгу, стоя
лицом к иконам. Виктор повернул к себе обложку книги: «Молитвослов для мирян».
Нет, он уже ничему не удивлялся, только хотел поделиться с другом происшедшим с
ним невероятным событием. Усадил друга напротив и после драматической паузы
громким шепотом спросил:
— Ты знаешь, где я сейчас побывал?
— В гостях у старца Рафаила.
— В аду!
— Это образно, что ли?
— Какое там образно... Натурально. Я как бы отделился от
своего тела и взглянул на мир другими глазами, духовными. Сначала увидел, как
на мне, то есть на той моей части, от которой отделилась моя душа...
— Наверное, отделился дух — твоя вечная, Богом данная
сущность. А тело с душой остались как бы в нашем измерении.
— Может быть, не знаю. Только на том, что осталось здесь,
сидело такое мерзкое черное существо... Сначала оно хотело следовать за моим
духом, но старец отогнал его, как он сказал, силой смирения. Старец взял меня
за руку, и мы понеслись куда-то вниз, словно в пропасть. С каждым мигом
становилось все темнее и страшнее. А когда остановились на краю пропасти, мне
стало совсем плохо, но старец положил руку на мой лоб — и я стал видеть все
вокруг. Так вот, там в бездне пропасти среди гудящих, ревущих языков огня я
увидел множество людей. Миллионы, может быть, миллиарды!.. Они... нет, не
плакали, не рыдали, а именно вопили!.. Ужасно! Над этими несчастными носились
черные демоны и смеялись... просто выли от черной злобной радости. От этого места
шли какие-то мрачные, тоскливые, безысходные излучения злобы. Если бы старец
хоть на минуту оторвал от моего лба руку, я, наверное, сошел бы с ума.
Моментально сам бы туда свалился, в эту огненную пучину...