Только в такие вечерние минуты Лиза позволяла себе
забираться в воду и могла сидеть в ней подолгу, качаясь на волнах полегчавшим
телом. На кромке берега у самой воды под слоем песка прятались слои голубоватой
глины. Лиза натиралась этой скользкой мягкой глиной от ног до лица, ждала, пока
она высохнет, смывала ее речной водой и снова повторяла процедуру. После
третьего-четвертого натирания кожа становилась мягкой и эластичной. Каждая
клеточка тела благодарно дышала.
Ниночка после таких процедур долго задумчиво смотрела на
улыбающуюся маму и на выдохе произносила:
— Ух, и красивая же ты у нас!
Усталые, притихшие и довольные, они брели домой. На лавочках
под деревьями с пожухлой серой листвой сидели люди и глядели по сторонам. Вот
сдвинутые лавочки, окруженные толпой задумчивых мужчин: здесь играют в шахматы.
А вот подальше, под кустом сирени, — стол с доминошниками. Отсюда иногда
слышались азартные возгласы и жаркие обсуждения, что-то о рыбах. Молодежь молча
носится на роликах, стремительно лавируя между прохожими. Почти у каждого в
ушах — наушники плееров. А там в высокой траве на кирпичах устроились любители
выпить на природе.
От этой раскрасневшейся компании отделилась серая лохматая
тень и с громким злобным лаем подскочила к Ниночке. Испуганная девочка
прижалась к коленям матери и, в ужасе замерев, следила, как все ближе клацают
длинные собачьи клыки. Павлик пытался отмахиваться от собаки пакетом с
фруктами, но сверкнули янтарные клыки — и на пакете появились несколько длинных
порезов. Лиза вышла вперед, загородив детей, и троекратно перекрестила собаку.
Та вдруг молча присела и, тихо рыча, позволила им уйти.
— Что же ты не молилась, Нинуля? Я же тебя учила, что надо
читать Иисусову молитву, тогда собака не тронет, — говорила она, гладя
испуганного ребенка по головке.
— А эта собака не знает Иисусовой молитвы! — сквозь слезы
звонко прокричала девочка.
— Зато бесы, которые ее лаять заставляют, прекрасно знают,
потому и разлетаются, как грязь из-под ботинок. В следующий раз сразу молись —
и ни одна собака, вообще никто тебя не тронет. Поняла?
— Поняла, — всхлипнула Ниночка в последний раз и,
успокоившись, глубоко прерывисто вздохнула.
Не меньше сестренки испугавшийся Павлик молча сопел, не имея
права проявлять свои эмоции. Лиза мельком взглянула на сына, и в голове
пронеслось: «Совсем мужичком становится. Защитник!»
Они вышли из сквера и встали на обочине, пережидая поток
машин. В нос ударили выхлопные газы, в горле запершило, глаза зачесались.
Перебежав дорогу, они, кашляя, быстрым шагом двинулись по разбитой асфальтовой
дорожке в сторону высившейся громады их дома. Оттуда уже доносился
требовательный рев крупного рогатого скота.