По окончании сессии состоялся бал с участием призеров
конкурса художественной самодеятельности. Выступал там, конечно, и Игорь. Ах,
как он нравился Ниночке, в потертых расклешенных джинсах и этой своей кожаной
куртке в талию, с шелковым платком на шее.
Читал Игорь свои стихи необычно: то шепотом, то почти
кричал, то садился на сцену, скрестив ноги, то вскакивал и пробегал по краю
сцены, размахивая микрофонным шнуром, как лассо, то вдруг замирал спиной к залу,
отбивая такт ногой.
На первом ряду по-хозяйски сидел тучный Дима со сладенькой
улыбкой на пунцовых губах под густыми усами и «с чувством глубокого удовлетворения»
оценивал своих питомцев. Держали его в институте исключительно за режиссуру
«худсама» и неизменные успехи его воспитанников. Только Игорь да сам Дима
знали, чего стоило «поставить» этот номер. С каким утонченным расчетом
выбирались и до блеска отдраивались каждый жест, каждый шаг, каждое форте и
пиано. Обещание «ославить» Дима выполнял, правда, требовал от актеров
абсолютного подчинения, вдалбливая в их «головешки», что это он, Дима, — лоза,
а они — актеришки — листики. И ежели какой из листиков хоть малость присохнет,
то он его отсечет, и притом безжалостно. В позапрошлом году Дима за постановку
трех номеров, занявших призовые места и получивших дипломы на всесоюзном
конкурсе, удостоился съездить на кисельные берега туманного Альбиона. Оттуда он
привез неприкасаемый авторитет и таинственную недосказанность. «Посвященный...»
— стали шушукаться по затемненным углам с пустыми бутылками и зауважали его еще
крепче.
Итак, Игорь старательно
изображал на сцене поэтические терзания. Девичья группа поддержки после каждого
стихотворения старательно визжала, парни свистели, аплодировали и кричали
«бис». На этот раз Игорь читал новые стихи, а фанатки требовали знаменитое
«Солнце» — с него начался успех на сцене. Димочке тоже нравился этот необычный
стих, правда, он требовал заменить «не гордый» на «не гордой». И вот Игорь,
раскачиваясь, отбивая такт ботинком по сцене, начал:
Смотреть на Солнце нестерпимо больно,
И я закрываю диск ладонью.
Роса обжигает холодом утра,
Не надо мудрить — и так все мудро,
А просто дышать туманной прохладой,
И, кроме утра, ничего не надо.
Здесь плавится сердце годами твердое —
Вот я на земле, совсем не гордый.
И все так здесь гениально просто:
Вот — я, вот — земля,
под ладонью — Солнце!
Последнее слово утонуло в реве публики. Игорь из-за кулис
вынес ведро с гвоздиками и стал швырять их в зал. Последний цветок он поднял
над головой и понес в сторону Ниночки. Она замерла от счастья! О, как он сейчас
был похож на Есенина!