— Мы уважаем воинов. Вы настоящие мужчины. Мы не хотим вас
убивать. Мы хотим, чтобы вы стали нашими братьями. Враг у нас один. Это он
послал вас в наш дом убивать наших детей. Мы вместе будем кушать шашлык и
воевать. Примите нашу веру. Станьте воинами Аллаха. Здесь уже много славян
стали нашими братьями.
— Мы православные, — глядя перед собой, сказал Борис. —
Крест мы надеваем раз в жизни и не снимаем до смерти. И если я предам свою
веру, ты первый меня уважать перестанешь.
Часовой, который обещал «резать Ваньку», вынул нож и стал
умолять старшего разрешить ему выполнить обещания, но тот остановил его жестом
руки и с улыбкой произнес:
— Нет бога, кроме Аллаха. Как я могу уважать неверного? Что
ты говоришь?
Наступило молчание. Бандиты переговаривались между собой.
Салажонок искоса взглянул на упрямого сержанта и быстро опустил глаза. Борис
положил руку на его худенькое плечо и крепко сжал стальной кистью. Когда
мальчишка поднял на него глаза и снова встретился взглядом с сержантом, тот
отрицательно качнул головой. Этот бессловесный диалог заметили хозяева и увели
салажонка в соседнюю комнату.
Бориса вывели из дома и вернули в яму. Старший бросил
напоследок:
— Думай, солдат, у тебя одна ночь.
...В полутора тысячах километров от этого горного поселка, в
уютной квартире на берегу широкой реки сидела на кухне Нина и смотрела в одну
точку. Муж после вечернего молитвенного правила спокойно заснул. Завтра ему на
новую работу в солидную фирму. Нина выгладила его новый костюм, рубашку и
повесила на плечики. Пыталась заснуть, но сон не приходил, выпитая валерьянка
не помогла, она зябко куталась в теплый пуховый платок и внутренним зрением
наблюдала за растекающейся в груди черной тоской. В сознании вспыхивали яркие
картинки прошлого, обычно они успокаивали, но теперь глубоко впивались в сердце
холодными иглами. «Если с Борькой что-нибудь случится, я не переживу», —
прошелестело в тяжелой голове.
В эту холодную долгую ночь она впервые пожалела, что так и
не научилась молиться. В церковь она ходила потому, что туда ходили муж с сыновьями,
а ей нравилось, когда все собираются вместе. Хотя воскресные службы и утомляли
ее, но зато как хорошо вместе идти всей семьей домой по зеленой набережной,
садиться вместе за праздничный стол, подливать сыночкам добавки, подкладывать
кусочки повкусней. А потом, после часового перерыва на легкий светлый сон,
одеться в праздничное и пойти в гости или так погулять по набережной. Кирилл,
конечно, учил ее и молитве, и на исповедь звал, только она ему честно
признавалась, что не лежит у нее душа к этому. Муж вздыхал тогда, гладил ее по
плечику и примирительно говорил: