В тот теплый августовский питерский вечер, там, в ресторане морского вокзала, все и произошло. После того как Лена вернулась за свой столик, ее спутник, все видевший и почувствовавший неладное, стал что-то горячо говорить ей. Он явно нервничал, слишком импульсивно размахивая руками. Глоб весь напрягся, готовый в любой момент вмешаться в назревающий конфликт. Видимо, осознав, что может произойти, девушка резко встала, подошла к нему и просто сказала:
— Мне надо с вами поговорить, — и, не дожидаясь ответа, направилась в сторону летней веранды. Она вела себя настолько уверенно, что у Глоба не возникло даже мысли как-то возразить ей. Он безропотно поднялся и последовал за ней.
— Вы мне тоже очень нравитесь, — без подготовки начала Лена, — но я вас прошу позволить мне уйти с Рафиком. Я слишком долго затягивала выяснение наших отношений. И только сегодня, встретив вас, поняла, что должна незамедлительно все ему объяснить. Он сможет воспринять все спокойно, если поймет, что мой отказ никак не связан с вашим появлением. Иначе задетая гордость, обида и, конечно, ревность могут довести его до бешенства. Это не нужно ни мне, ни вам. Я предлагаю вам встретиться завтра, в центре города, у Медного всадника. Если вы не возражаете, мы уходим. — Не дожидаясь ответа, она вернулась в зал и, взяв под руку своего спутника, вывела его из ресторана, где на парковке стоял серебристый мерседес славного сына Востока. Они сели в машину, причем Рафик все время срывался на крик, и по доносившимся ругательствам Глоб точно установил его этническую принадлежность.
«Какой черт занес сюда этого уроженца Апшерона?» — подумал он, угадав в сопернике своего земляка по маминой линии, азербайджанца.
Машина резко рванула с места и умчалась в ночь. Глоб же, не привыкший полагаться на волю случая, решил все-таки «проводить» свою избранницу до дома. Он вскочил в стоящий рядом автомобиль частника и коротко приказал водителю следовать за серебристым красавцем, не привлекая к себе особого внимания. Уверенный тон клиента с пониманием был воспринят немного опешившим хозяином, который беспрекословно последовал за удаляющимися габаритными огнями «мерса». Ехали они недолго. Минут через десять мечта всех кавказских мужчин резко свернула в один из дворов.
— Выключи фары, — тихо скомандовал Глоб своему вознице. «Жигуленок» незамеченным въехал во двор, где разыгрывался акт пьесы «украденная невеста». Рафик, по всей видимости, окончательно потерявший голову, пытался вытащить из своего «мерина» девушку, которая отчаянно сопротивлялась, используя нехитрый женский арсенал: сумочку, ногти и каблуки. Распаленному еще больше этим не очень-то эффективным отпором кавалеру почти удалось извлечь Лену из машины, когда он вдруг услышал: «Дэян Гардаш! На вар?» Обращаясь к нему по-азербайджански, Глоб рассчитывал на эффект неожиданности и добился своего. Опешивший Рафик выпустил из рук сладкую добычу и уставился в недоумении на вроде бы русского пацана, который поздней ночью, в Питере, почему-то обращается к нему на языке предков. Не дожидаясь, когда тот придет в себя, Глоб, протянув ему правую руку для рукопожатия, левой сжал болевые точки чуть повыше его локтя и внятно произнес: