Ничего, кроме того, о чем я уже сказал! — заверил его Тибо, от злости вновь обретя способность говорить. — Рыцарь не умеет лгать, и я никогда не лгу. Равно как никогда и никого ни о чем не упрашиваю. Что же касается моего короля, — когда настает час битвы, его отвага и вера в Бога превозмогают телесные страдания, хотя для него мучительна тяжесть доспехов... Ты здоров, тебе этого не понять.
— Зато я прекрасно понимаю, что помогать и делать так, чтобы он чувствовал себя лучше, не в моих интересах. А если его Бог позволяет ему так себя превозмогать, — я признаю, что сражается он храбро! — никакой другой помощи ему вовсе не требуется! Тебе следовало бы помолиться за него и этим ограничиться... Но я невольно сопоставляю твое появление с тем обстоятельством, что на сегодняшний день победитель — я, и что я разрушил прекрасный замок, который этот «больной» позволил себе выстроить, несмотря на заключенное перемирие...
— Условия перемирия не запрещают возводить замки в преддверии будущего.
— Я смотрю на дело иначе. А что касается тебя, интуиция подсказывает мне, что, если ты и в самом деле никогда не врешь, как уверяешь, несомненно, есть немало такого, о чем ты мог бы мне рассказать. Например, я хотел бы знать, как ты сюда попал?
— Переодетым, как видишь...
— Это-то я вижу, но ты не мог пробраться сюда без чьей-то помощи. Вот я и хочу знать, кто тебе помог. Так что...
Он быстро похлопал в ладоши, тут же появились два стражника и схватили возмущенного и разъяренного Тибо. Маймонид попытался вмешаться:
— Несравненный господин, ты всегда действуешь мудро, но в данном случае мне становится неловко. Врач, выдавший того, кто, рискуя собственной жизнью, пришел за лекарством для больного брата, — человек подлый и бесчестный! Прошу тебя, заставь свой гнев умолкнуть и отпусти его к господину, потому что тот, несомненно, очень, очень сильно болен...
— Что ж, тем лучше! Лучший враг — это мертвый враг. А ты вовсе никого не выдавал. Я сам без предупреждения явился в твой дом. Так что можешь успокоиться!
— Не могу! Этот юноша пришел ко мне, не скрывая ни своего имени, ни своего звания. Он не пытался меня обмануть...
Дальнейшего разговора Тибо уже не услышал, — стражники довольно грубо потащили его через какие-то сады и дворы, становившиеся все менее и менее роскошными, и, наконец, привели к высокой сумрачной башне, стоявшей, должно быть, на границе дворца и города. Его заставили спуститься на два этажа по крутой и скользкой лестнице, а потом втолкнули в темную камеру и оставили там, не дав себе труда заковать его в цепи. Когда рассвело, он понял почему кроме низкой и хорошо защищенной двери здесь не было никаких других отверстий, если не считать вырубленной в огромных камнях узкой щели, в какую не смог бы протиснуться и худосочный ребенок, — да и в нее были крест-накрест вставлены перекладины. И о нем позабыли...