Наконец Рено, издав глухое, сдержанное рычание, сдался, должно быть, поняв, что ничего другого ему не остается, потому что прав был архиепископ, — он сделался никем, ничтожеством. Смутьян упал на одно колено и склонил голову, сраженный силой этого небесного взгляда, победившего его быстрее, чем когда-либо удавалось турецким войскам. Бодуэн склонился с седла и протянул ему руку в перчатке.
— Добро пожаловать, Рено Шатильонский! — только и произнес он, и его странно низкий голос звучал ровно и бархатно.
Вернувшийся после бесконечно долгого отсутствия рыцарь увидел эту руку, потянулся к ней и, после едва заметного колебания, поцеловал вышитую кожаную перчатку. И тогда Бодуэн, улыбнувшись с почти неуловимой насмешкой, добавил:
— Встаньте! Кто же может утверждать, будто вы стали никем? Разве не осталось у вас вашего рыцарского звания? Нет титула прекраснее этого.
— Ваше Величество, я был князем! — ответил Рено, и в его словах прозвучала беспредельная горечь.
— Вы можете снова им стать. Разве не остался при вас, кроме того, и ваш меч? Самый доблестный меч, если верить тому, что мне о вас рассказывали. Работы ему хватит. Как и богатых земель, которые предстоит отвоевать...
Король спешился, и в ту же минуту из дверей вышла его мать, а с ней — дамы в разноцветных шелковых платьях, под кисейными покрывалами, украшенные драгоценностями, — двор словно расцвел с их появлением. Очень взволнованная и растроганная, — по крайней мере, так это выглядело со стороны, — Аньес устремилась ко второму вернувшемуся из плена, которого настолько отодвинуло в тень буйство его спутника, что его совсем перестали замечать. Обняв его, она несколько раз поцеловала его в губы32.
— Милый мой брат! Никто уже не верил, что я снова вас увижу, но Господь милостив! Ваше Величество, сын мой, — добавила она возбужденно, схватив брата за руку и подведя его к королю, — это ваш дядя Жослен, вернувшийся из темниц неверных! Его возвращение — большая радость, и надо принять его как можно лучше!
— Об этом и напоминать не стоит, матушка. Милый дядя, — произнес Бодуэн с улыбкой, перед которой никто не мог устоять, — я очень рад видеть вас в этом дворце, вы здесь у себя дома. Я был совсем еще младенцем, когда вы нас покинули, однако не забыл вас...
Ему он протянул обе руки, и Куртене, склонившись, взял их в свои. Для короля это был не только нежный и любезный жест, но вместе с тем и способ избежать объятий, удерживая собеседника на расстоянии!
— Я хотел бы вас расцеловать, но я никогда никого не целую, — добавил молодой король. — Матушка сделает это за меня.