И удостоверясь в этом, вышел Игорь Саввич в холодные сени, вынул из кармана пальто круглые часы, откинул крышку…
Прошло два часа. Угли в печке прогорели. Стало совсем тепло, и отец Егорий задвинул вьюшку. Налив себе еще чаю, он сел, поерзал, устраиваясь, положил руку на Писание…
— Do you not know, brother, — for I’m speaking to men who knows the law — that the law has authority over a men only as long as he lives? — произнес приятный мужской голос за спиной.
Игорь Саввич вскочил, опрокинув стул. В неизвестно откуда взявшемся на кухне просторном кожаном кресле, небрежно закинув ногу за ногу, преспокойно сидел он сам, Игорь Саввич Потмаков. Только не в спортивном трико, а в отлично сшитом сером костюме в тонкую черную полоску.
— Что? — спросил ошарашенный отец Егорий.
— Да? — вежливо откликнулся двойник, покачивая острым носком туфли.
— Ты сказал: пока он живет.
— Ах, это? — Двойник негромко рассмеялся. — «Разве вы не знаете, братие, — ибо говорю знающим закон, — что закон имеет власть над человеком, пока он жив?» Послание к римлянам святого Апостола Павла, глава шестая, стих первый.
— Глава седьмая, — машинально поправил отец Егорий, и двойник вновь вежливо рассмеялся.
У него был приятный смех, и при всем своем сходстве он не был точной копией отца Егория. Волосы его были аккуратно подстрижены и не тронуты сединой, борода тоже без проседи, короткая и ухоженная, а кожа лица гладкая и загорелая, отчего он казался лет на десять моложе отца Егория. В дополнение ко всему на переносице двойника удобно сидели элегантные очки с чуть задымленными стеклами.
— Ты — бес? — напрямик спросил отец Егорий. Двойник рассмеялся в третий раз.
— Это ты — бес, — сказал он дружелюбно. — Я же — человек! — И отстучал пальцами на носке туфли пару тактов «Рондо в турецком стиле».
— И как же звать тебя, человек? — тоже усмехнувшись, но отнюдь не добродушно, поинтересовался отец Егорий.
— Потмаков Игорь Саввич. А если покороче — господин Потмаков.
— Ну, ну. — Отец Егорий поскреб волосатый затылок. — И за каким лешим ты, господин Потмаков, припожаловал?
Двойник встал и легким шагом пересек кухню, расточая запах дорогого одеколона. Ростом он не уступал отцу Егорию, но двигался быстрей, пружинистей. И фигура у него была стройной, без обозначившегося живота. Хотя, может быть, дело было в костюме.
— Мы, настоящие люди, — произнес двойник глубоким баритоном, — склонны думать о вас, сотворенных, с пренебрежением. Когда я говорю «мы», то, разумеется, имею в виду и себя. — Двойник, остановясь, качнулся с носков на пятки и обратно, поправил и так безукоризненно уложенные волосы и снова заходил от стены к стене. Кухня была ему явно тесна. — Но,— продолжал двойник, — презрение не кажется мне чувством, достойным культа. Поэтому я здесь. И беседую с тобой как с равным.