Заперев зал и включив сигнализацию, домой к Зимородинскому они отправились пешком. Зал этот когда-то был просто овощным магазином. Когда магазин закрыли, помещение поставили на продажу, и Зимородинский купил. Благо недорого и от дома десять минут. Дорого-недорого, а после ремонта и оборудования Слава год в долгах ходил, хотя и помогали ему кто чем.
Спустя полчаса учитель и ученик уже расположились на уютной кухоньке с пиалами в руках.
— Ну, давай, Ласка, рассказывай о подвигах своих! — велел Зимородинский. — А я буду внимательно слушать. И на ус мотать! — Он усмехнулся.
— Что рассказывать? — Ласковин тянул время. Он прикидывал, что можно говорить Славе, а о чем лучше и умолчать.
— Все! — сказал сэнсэй. — Вижу ведь, миркуешь: это — дам, а это — милой оставлю! Так не получится!
«Посмотрим», — подумал Андрей. И для начала выложил «мафиозную» часть своих «подвигов». До момента, когда отец Егорий выговорил его у нового лидера «тобольцев».
— Добрая песня, — выслушав, резюмировал Зимородинский. — Но не та.
— То есть как? — осторожно спросил Андрей. — Я где-то слажал?
— Не то чтобы так, но и не так. Ну побегал, пострелял трошки, карма от этого не меняется. Так не меняется! Кто этот твой Егорий?
— Священник, — неохотно ответил Андрей. — Я сейчас живу у него.
Ласковин не знал, как, мягко говоря, далекий от православия Зимородинский отнесется к тому, что ученик так крепко сошелся с попом.
— Очень хороший человек! — добавил он чуть ли не с угрозой.
— Это бесспорно, — усмехнулся Зимородинский — Ну как же, священник — и плохой?
И опять принялся разглядывать Ласковина, как искусствовед — старую картину. «Не подделка ли?»
Андрей заерзал на стуле.
— Может, еще чаю попьем? — проговорил Ласковин.
— Может, и попьем, — рассеянно отозвался Слава. Вид у него был как у рыболова, наблюдающего за прыгающим поплавком.
— Эй! — погромче произнес Андрей. — Может, я сам расскажу, а?
Терпеть не мог, когда его «сканировали» подобным образом.
«Когда-нибудь сам будешь делать то же!» — проклюнулся внутренний голос.
Как же! Зимородинский, Антонина, «двойник» в красных сапогах, Пашеров, провались он! Ласковин готов был поклясться: каждый из них, «заглядывая» ему в нутро, «видел» совсем не то, что другие.
Мысль эту можно бы назвать озарением, если б Андрей сам не скомкал ее: «Ни хрена они не видят!»
Тут он рассердился… и тут же «увял». Сердиться на Зимородинского — себе дороже. Полным дураком выставит.
— Сам так сам, — тем временем согласился Слава. — Чаю так чаю…
— Только это не для распространения, — хмуро проговорил Андрей. — Я обещал помалкивать!